– …и еще, естественно, для того, кто вынужден ею владеть, не имея на то ни малейшего желания, – живо отозвался священник. – А сейчас уже никто ничего не желает. У каждого слишком много всего, и, несмотря на это, он должен покупать, покупать, покупать без конца. Так продолжаться не может. Нет, нет, не может. На этот раз Флоранс не нашлась, что возразить. Они молчали, погруженные в свои мысли. Потом Флоранс сказала: – Отец мой, приходите хоть завтра к нам в контору. Мы вместе обсудим все эти дела, может быть даже с Квотой. 5И действительно, Флоранс приняла теперь твердое решение: она встретится с Квотой. У них будет серьезный, возможно даже резкий, возможно даже мучительный, разговор, но иного выхода нет – положение слишком опасное. Ибо отец Эспосито прав, прав по крайней мере в одном отношении, думала Флоранс, люди настолько пресытились всем, что у них нет больше никаких желаний, даже у тех, которые, подобно привратнику Эстебану, сами еще этого не осознали, не отдают себе в этом отчета, а посмотрите, как в день, выделенный для покупок, они носятся сломя голову по магазинам, мучительно пытаясь отыскать какую-нибудь вещь, которая еще может их прельстить. Зачем? Чтобы ее приобрести. Ведь они вынуждены покупать, иначе им понизят жалованье, а на что им столько денег? Для того чтобы покупать вещи, в которых они не нуждаются? Иными словами, покупая, они сохраняют свои высокие ставки, и это дает им возможность покупать, чтобы сохранить… У Флоранс даже голова закружилась – так нелеп, так кошмарен был этот заколдованный круг. Она бросилась бежать. Она ворвалась в контору. Она спросила, здесь ли Квота. Она хочет его видеть. Немедленно. Пусть бросит все дела. И все же она удивилась, когда он явился к ней почти сразу же, едва ему доложили о ее желании поговорить с ним. Казалось, он был счастлив увидеть Флоранс, во всяком случае если судить по вздернувшей уголки его губ радостной улыбке, которая так редко появлялась на этом тонком, бесстрастном лице. Зато Флоранс при виде Квоты сразу же заледенела. Этот дьявол в образе человека обладал даром убивать все чувства. Она уже сама не знала, ненавидит ли его, восхищается им, презирает или боится… Однако Квота обеими руками сжал руку Флоранс – жест вообще ему несвойственный – и, задержав ее в своих ладонях, внимательно оглядел девушку. – Европа пошла вам на пользу, – сказал он. – Вы чудесно выглядите. Флоранс не нашлась, что ответить. Она осторожно высвободила руку. Ей не хотелось обижать его, но в то же время не хотелось быть излишне приветливой и дружески интимной. В первую минуту Квота как будто удивился ее сдержанности – видимо, он не ожидал такого приема. Потом чуть нахмурился, сморщил губы и криво усмехнулся: — 96 —
|