Изысканный ужин напомнил мне о Розали, история которой доставила превеликое удовольствие Марколине, она сказала, что я, похоже, путешествую единственно для того, чтобы составить счастье бедных девиц — лишь бы они были хорошенькие. Марколина очаровала меня аппетитом, с каким она ела. В Марселе кормят отменно, только птица никуда не годная, но можно обойтись без нее; мы мирились с чесноком, который суют для вкуса куда надо и куда не надо. В постели Марколина была восхитительна. Уж восемь лет, как я не наслаждался венецианскими любовными сумасбродствами, а девица была само совершенство. Я смеялся над братом, который имел глупость влюбиться в нее. Выезжать я с ней не мог, но хотел, чтоб она развлекалась, и потому велел хозяину отпускать ее в театр со своей племянницей, а по вечерам готовить для меня ужин. На другой день я одел ее с головы до ног, купив все, о чем она только могла мечтать, чтобы ей блистать не хуже других. Назавтра она сказала, что спектакль бесконечно ей понравился, хоть она ровно ничего не поняла, а послезавтра удивила меня, объявив, что явился мой братец, уселся рядом с ней в ложе и наговорил ей столько грубостей, что, будь они в Венеции, она бы отхлестала его по щекам. Она решила, что он следит за ней и боялась всяческих неприятностей. Воротившись в трактир, прошел я сразу в его комнату и увидал у постели Пассано хирурга, собиравшего перед уходом инструменты. — Что все это значит? Вы нездоровы? — Я заработал нечто, что сделает меня вперед осмотрительнее. — Не поздно ли, в шестьдесят‑то лет? — Самое время. — От вас мазью воняет. — Я не покину комнаты. — А что прикажете сказать маркизе, почитающей вас за величайшего из чернокнижников? — Видал я вашу маркизу… Оставьте меня в покое. Этот подлец никогда не разговаривал со мной таким тоном. Я сдержался и подошел к брату, тот брился. — Что это тебя вчера понесло в театр к Марколине? — Я хотел наставить ее на путь истинный, сказать, что не собираюсь быть при ней сводником. — Ты оскорбил ее и меня. Ты жалкий глупец, ты всем обязан юной этой прелестнице, когда б не она, я бы и не посмотрел в твою сторону — и ты смеешь докучать ей своими глупостями? — Я разорился ради нее, я не могу воротиться в Венецию, я жить без нее не могу, а вы ее у меня отняли. По какому праву вы завладели ей? — По праву любви, осел, и по праву сильного. И потому со мной она обрела счастье и не хочет со мной расставаться. — Вы приворожили ее, а потом поступите, как со всеми остальными. В конце‑то концов, разве не волен я говорить с ней повсюду, где только встречу? — 342 —
|