|
Но вернёмся к нашим Бегемотам. 'Номер два' даже при обсуждении тарифных планов постоянно сбивается на проблемы своего текста, и всё время пытается доказать вам, что текст его хороший, он самый лучший, просто это вы чего-то там недопоняли. . . Это, типа, ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой недотёпа. Ну какие там ещё тарифные планы? Вам нужно думать о другом, у вас всё очень плохо, раз вы не смогли оценить крутой бегемотов текст. И вообще, раз вам не понравился правильный текст, то и вообще вы - какой-то неправильный. Ведь самому-то Бегемоту-2 ясно, что текст очень хороший. А теперь ответьте мне на вопрос: с каким из двух Бегемотов вам было бы легче общаться?
И в общении, и даже в личных отношениях, христиане повторяют ошибку 'второго Бегемота'. С самого начала встречи они начинают выяснять: 'А вы с моей верою знакомы? Ну, что скажете? Правда, святая вера?' И если собеседник не знаком с этой верой, или она ему не нравится, то с ним начинают общаться через силу, смотрят на него подозрительно, и всё время общения пытаются понять: да ты, случаем, не враг ли моей вере? Как же так? Такая супер-крутая религия, а ты уверовал? В общении даже на самые отвлечённые темы, христианин, подобно 'Бегемоту-2', постоянно сбивается на проблемы своей веры и всё время пытается доказать вам, что религия его хорошая, она самая лучшая и самая святая, просто это вы чего-то там недопоняли. . . Это, типа, только ваша проблема. Сами виноваты, что вы такой недотёпа. И вообще, раз вы не стали христианином, то сами вы - неправильный. Ведь самому-то христианину ясно, что христианство - самая лучшая, самая спасительная религия. Объясните мне теперь: в чём принципиальная разница между 'вторым Бегемотом' и христианином? Да точно ли есть она? Общаясь с 'воцерковленным христианином', вы обязательно почувствуете, что вас как бы делают виноватым. Если же собеседник - интеллигентный верующий, то описанный оттенок отношения будет едва уловим. Но он всё равно будет. И в этом случае вам будет тяжело общаться. Сами христиане объясняют эту 'силу тяжести' либо немощью человеческой природы, либо недостаточной 'продвинутостью' христианина на пути к достижению духовного совершенства. Мол, у него нет достаточно опыта, он не стал ещё подлинным христианином. Типа, не преодолел 'чин падшего естества'. И что вообще дело - не в самом христианстве, а в недостоинстве отдельных христиан.
Смею утверждать, что проблема кроется как раз в христианстве. В христианстве исторически-приземлённом, как его интерпретировали приобщающиеся к нему народы. Смею утверждать, что корень проблемы - в извращённой логике, когда именно спасение становится в основу мировоззрения. Христианство в его исторической форме - это 'второй Бегемот', который бросил своё дело ещё в самом начале, не доведя его до конца, а сам занялся одними баннерами. И две тысячи лет он ходит по офисам, и требует, чтобы эту 'альфа-версию' недоконченного продукта все полюбили и стали использовать. В общении просто невозможен, при совместном проживании - невыносим. Я сам лично был чем-то подобным. В смысле - не 'Бегемотом-2', но таким христианином. Я на своей шкуре знаю, что это такое. И окружали меня в то время точно такие же невыносимые люди. — 212 —
|