Криптономикон

Брусок холодный и так сильно забирает тепло, что держать его почти больно. Уотерхауз трясет рукой, чтобы восстановить циркуляцию, вытаскивает брусок и бросает его на алтарь. Тот дважды подпрыгивает, звеня – самый музыкальный звук, который стены часовни слышали за много столетий, – и остается латунно блестеть в свете электрических лампочек (в часовню уже провели свет). Яркие отблески бьют в глаза Уотерхаузу, который много недель живет на сером и ненастном Йглме, ходит и спит в хаки и черном. Он зачарован красотой и яркостью бруска на грубом черном базальте еще до того, как мозг опознает в нем золотой слиток.

Из слитка получается мировое пресс‑папье – весьма кстати, потому что в часовне сквозняк, а содержимое сейфа – листки папиросной бумаги, разлетающиеся от малейшего дуновения. Листки расчерчены бледными горизонтальными и вертикальными линиями, ячейки заполнены от руки печатными буквами, расположенными в группах по пять.

– Ба, что вы нашли! – говорит тихий голос.

Уотерхауз поднимает голову и смотрит в пугающе спокойные глаза Еноха Роота.

– Да. Шифровки, – отвечает Уотерхауз. – Не «Энигма».

– Я про другое, – говорит Роот. – Про корень всего зла. – Он пытается взять брусок, но пальцы соскальзывают. Тогда он берется покрепче и отрывает слиток от алтаря. Что‑то цепляет его взгляд; он поворачивается к лампочке и сосредоточенно хмурится, как гранильщик алмазов.

– Здесь иероглифы, – говорит Роот.

– Простите?

– Китайские или японские. Нет, китайские – клеймо шанхайского банка. И цифры – проба и серийный номер. – Для миссионера он неожиданно подкован в таких вопросах.

До этой секунды слиток ничего для Уотерхауза не значил – просто образчик химического элемента вроде свинцового грузила или банки с ртутью. Однако мысль, что он может нести информацию, занятна. Просто необходимо встать и поглядеть. Роот прав: на слитке клеймо с маленькими восточными значками. Крохотные грани иероглифов вспыхивают под лампочкой – искры, проскакивающие через пространство между двумя странами Оси.

Роот кладет слиток на алтарь, быстро идет к столу, где лежит всякая канцелярия, берет лист папиросной бумаги и карандаш. Возвращается к алтарю, кладет тонюсенький лист на слиток и возит по нему боковой стороной грифеля, так что бумага чернеет везде, кроме тех мест, где вдавлены иероглифы или цифры. Через несколько секунд у него в руках идеальная копия клейма. Он складывает листок и убирает в карман, а карандаш возвращает на стол.