|
Коан буквально значит «общественный документ», но то, как он используется в дзене, не имеет совершенно никакого отношения к общественным документам (здесь мы подходим к первой шалости иррационального) и просто означает парадоксальную проблему. Это — проблема, которую держат перед умственным взором или, более правильно, внутри живота, не только во время дзадзена, но постоянно, день ото дня, до конечного прорыва к просветлению. Коан решается не с помощью рассудка, а в процессе идентификации — он игнорирует всю логику. Человек живет этим, забывает самого себя и, в конце концов, забывает даже коан. Дзен полон забавных анекдотов о людях, сражающихся, борющихся с коаном. Есть и рассказ монаха, который, решив свой коан, дал пощечину бедному старому роши, словно говоря этим: «Вот! Теперь я так же хорош, как и ты». Ниже приводятся некоторые образцы коанов. «Как выглядело ваше лицо прежде, чем вы родились?» «Как звучит хлопок одной ладонью?» «Му» (Ничто). Медитация на эти парадоксы часто мучительна — вплоть до прорыва к удачному решению, которое не имеет ничего общего с логикой и совершенно ставит в тупик людей неопытных. Вот некоторые вопросы и ответы дзена. «Монах спросил Тунг-шана: “Кто есть Будда?” “Три чина льна”, — услышал он в ответ». «Монах спросил Чао-чоу: “Что означал первый визита патриарха в Китай?” “Кипарис возле двора”, — услышал он в ответ». Сегодня коан привлекает внимание многих людей с запада. Возможно, дело в том, что культ мудрости в рамках иррациональности был в моде в течение нескольких десятилетий, и все еще на подъеме. И может быть, в какой-то мере, на эту ситуацию повлияло творчество моего земляка Джеймса Джойса, чьи последние книги полны странных тем, звучащих подобно коанам. Возможно, вовсе не случайна популярность Джойса в Японии — немало японских профессоров, посещающих Ирландию, приезжали в Клонговес, место, где этот великий человек страдал от жестоких преследований. Я сам не был раньше в особом восхищении от Джойса и считал его отчасти чудаком, отчасти интриганом. Поэтому я смущался, слыша, что японцы говорят мне: «Ирландец? О, Джемс Джойс!». Джойс, даже если был чудаком, то чудаком интересным — пускай эта истина общеизвестна; и я горжусь его «тупыми» коанами (хотя не должен бы называть их коанами, поскольку это не вполне корректно) в «Улиссе» и «Поминках по Финнегану». Полагаю, он любил интриги и смеялся над торжественностью его ученых переводчиков. Это, однако, — искушение всех создателей коанов, и я подозреваю (хотя здесь могу и ошибаться), что даже добрый старый д-р Судзуки наслаждался розыгрышами время от времени. — 37 —
|