Психология конфликтного поведения

Но террористов всех мастей объединяет одна психологическая осо­бенность: их всех толкает вперед внутренняя нетерпимость, сопряжен­ная с непоколебимой верой в действенность насилия. Будущее, которое они ожидают, не представляется им продуктом планомерного действия с определенным временным масштабом, оно — автоматический про­дукт насилия. Декарт сказал: «Я думаю, значит, я есть», а террористы считают: «Мы боремся, значит, мы есть». В конце концов, это жела­ние бороться, производя террористические акты, приводит отдельных их представителей к одержимости насилием. Таких случаев описано немало. Так, например, некий И. Коллинз описывает эту психологи­ческую трансформацию у своего двоюродного брата, вооруженного киллера ИРА, который шаг за шагом «потерял всякое чувство относи­тельно какого-то разумного будущего и который стал интересоваться как одержимый исключительно деталями очередной акции убийства». Очень известного террориста, основателя немецкого РАФ, Баадера, для которого «единственный язык террориста это язык действия», охарактеризовали «как одержимого оружием человека, который с те­чением времени развил у себя почти сексуальное отношение к пистоле­там, причем именно к маркам типа Хеклер и Кох». Баадер однажды сказал: «Спать с женщиной и стрелять — одно и то же дело». И хотя Баадер — это крайний случай, насилие как действие, в силу напря­женности и одурманивающих ощущений, связанных с ним, оказывает очень сильное влияние на психику всех террористов. Так, автобиогра­фическая книга Пекиса, бывшего члена «Красных бригад», почти це­ликом состоит из описания типов и технических характеристик оружия, которое применялось в конкретных операциях, а также сообщений о том, кто из членов организации действительно применял это оружие в терактах. Бауманн откровенно рассказывает, какое катарсическое об- легчеиие приносил успешно проведенный террористический акт или террористическое действие небольшой группе людей, тесно и постоян­но живущих в подполье, в постоянном бегстве и в постоянной опаснос­ти быть арестованными или преданными. Предельная психологическая нагрузка, считает он, возникает в результате совместной жизни в груп­пе, а не в результате планирования и проведения теракта.

Другие члены группы РАФ еще более четко и прямо высказыва­ются об «адреналиновом шоке», удовлетворении, которое они получа­ют, производя насилие над другими людьми, имея власть над ними. Террорист стремится влиять на окружающий его мир, вместо того что­бы быть пассивной его частью, при этом он объединяет в своих ощуще­ниях внутреннюю взволнованность с чувством глубокого удовлетворе­ния. По этой причине публичность действий террористов является для многих из них одной из главных движущих сил дальнейших террорис­тических актов, отражение которых в средствах массовой информации дает им чувство уверенности в себе, гордости, смелости и побуждает их к еще более «ярким» террористическим актам. Экс-террорист Карлос, Шакал, по сообщениям близких ему людей, тщательно вырезал газет­ные статьи о себе и о своих деяниях, давал их переводить на родной язык. «Чем больше обо мне пишут и говорят, тем более опасным я ка­жусь окружению, следовательно, и тем лучше это для меня», — гово­рил он своему бывшему коллеге по террористическим акциям Г. Клей­ну. Но это приравнивание публичности и всеобщего внимания к ощущению успеха и самоутверждению часто приводит террористов к эскалации насилия — лишь бы не ослабили СМИ обращенное на них внимание. Таким образом закручивается спираль все усиливающихся террористических актов, являющихся результатом все возрастающего стремления к признанию и успеху, стремления, подогреваемого сооб­щениями в СМИ. Это психологическое давление приводят к тому, что террористы считают себя обязанными производить все более и более драматические и разрушительные действия для достижения того же эффекта, которого они достигали в прошлом менее тщеславными и ме­нее кровавыми действиями.