Юнг и постъюнгианцы

Последний аспект, в котором упоминается unus mundus в клинической работе, и о котором я хочу сказать, это вопрос о том, стоит ли использовать в психоанализе такие системы как И Цзин, Таро или астрология. Возможно, стоит подумать о том, что Юнг писал Фрей-Рону в 1945 году о И Цзин:

Я нашел И Цзин очень интересным... Я использую его всего два года, чувствуя, что следует научиться ходить в темноте, или пытаться обнаружить (когда учишься плавать), выдержит ли тебя вода. (цит. по Jaffe, 1979)

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ

В последние годы психоаналитики стали интересоваться са­мостью и психологией самости. Это возникло в результате кли­нической необходимости и, особенно, в работе с более серьезными пациентами, для которых ортодоксальная структурная тео­рия и подход с точки зрения объектных отношений оказались одинаково неприемлемыми. Теоретики многих различных на­правлений начали работать в этой области, поэтому ситуация крайне запутана. Но поскольку я уверен, что постъюнгианская психология самости и психоаналитическая психология самости творчески взаимооплодотворяются, я хочу рассмотреть работу трех основных теоретиков психоанализа: Кохута, Винникотта и Биона.

Соглашаясь с Якоби (1981) в том, что мало смысла в дет­ской радости по поводу того, что психоаналитики вступают в область, которую Юнг исследовал уже пятьдесят лет назад, я в то же время во многом согласен с точкой зрения Гордон (1980), которая состоит в том, что именно потому, что юнгианские ана­литики работают с понятиями самости уже так долго, на них не влияет фракционность психоаналитиков в этой области.

ПСИХОЛОГИЯ САМОСТИ КОХУТА И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Кохут, который работал в Чикаго, является автором наибо­лее полной психоаналитической психологии самости (например, 1971, 1977), и он применял свои открытия, что привело к изме­нениям в клинических акцентах и методике. Кохута можно рас­сматривать как автора, высказывающегося против трех совер­шенно определенных течений в психоанализе. Во-первых, против психобиологического подхода Фрейда, который казался Кохуту механистичным и сосредоточенным на модификации принципа удовольствия. Во-вторых, Кохут выступает против психологии эго, которая сосредоточена на защите от беспокойства, основан­ного на драйвах. Кохутом оспаривается роль, которую играет психический конфликт во внутренних процессах. Наконец, пси­хология самости у Кохута отличается от психологии объектных отношений и от клейнианского подхода, поскольку последние не предполагают метапсихологических построений и, что более важ­но, основываются на разделении между внутренним и внешним, что, согласно кохутианцам, противоречит опыту (Толпин, 1980). Фактически, как мы увидим в следующей главе, Кохут ос­паривает психоаналитическую валидность подхода объектных отношений к ранним переживаниям, связанным с развитием. Коротко говоря, подход основан на том, что объективная точка зрения применяется к внутренней деятельности. Несмотря на то, что наблюдатель может распознать конфликт, он не обязательно переживается как конфликт субъектом-младенцем, который про­сто продолжает взрослеть. Кохут предпочитает собственную эмпатическую методологию. Но мы также увидим, как даже в теориях объектных отношений по поводу развития личности на­шлось место для концепции самости (см. ниже, с. 259—261).