|
Убедительный разбор применения “умного гипноза”, виртуозное использование системы эриксоновских техник – да, но еще: гениальный психотерапевт и клиническая реальность, которая больше любых схем. Они хороши постольку, поскольку служат ей (а не наоборот, как, к сожалению, бывает). В этой реальности Эриксон работает смело – он вообще мало чего боялся – и при этом очень осторожно. Посмотрите, например, на ювелирной тонкости подготовку к наведению транса, на тщательность проработки побочных тем и ситуаций, на скрупулезное закрепление всех промежуточных результатов. И, конечно, поразительны его умение и готовность стать тем, что нужно пациентке; они – соавторы трансовой работы, терапевтического эффекта и, в конце концов, даже названия книги. Ее непременно прочтет всякий, кто относит себя к одной их “помогающих профессий”. Она о том, что помочь возможно. О превращении в рабочий инструмент любого обстоятельства, любого слова – и о том, чего это умение требует от профессионала. Но “Человек из февраля” может стать захватывающим интеллектуальным приключением и для любого читателя, хоть немного интересующегося психологией или гипнозом, или фобиями, или “легендой о чародее и мудреце Эриксоне”... Для такого читателя это – история о том, как можно войти в прошлую и настоящую жизнь другого человека, вместе с ним пройти по самым трудным ее поворотам и вывести другого обратно в “эту” реальность, измененную путешествием во времени. Психотерапевт обращается к детству клиента не только для того, чтобы найти и исправить “поломки”; к его работе подключаются могущественные силы – свойственные любому ребенку любопытство, готовность учиться и меняться. И как раз эти состояния души – лучшие для того, чтобы последовать за Милтоном Эриксоном, самым неожиданным и “невозможным” целителем нашего века, – туда, где нет готовых ответов. * * * Честь и удовольствие писать предисловия к “Витакеровской трилогии” было бы корректнее уступить настоящему семейному терапевту, но искушение побыть вместе с читателем в “силовом поле” Витакера оказалось сильнее. В конце концов, прямые “ наследники” могли и сами озаботиться изданием, а на нет – и суда нет. НЕ МИР, НО МЕЧ[*] Я обнаружил, что четыре “данности” существования имеют прямое отношение к психотерапии: неизбежность смерти – нашей и тех, кого мы любим; свобода сделать с собственной жизнью что угодно; наше абсолютное одиночество в мире и, наконец, отсутствие в жизни какого бы то ни было очевидного, готового смысла или значения. Эти “данности” могут показаться мрачными, однако содержат семена мудрости и искупления. — 103 —
|