Теория языка

5. Центральная идея фонологии. Фонема как опорный момент, иерархия оппозиций. Проблема абстракции в новом облике

Сказанное выше не отменяет спасительной миссии фонологического анализа. Звучащее слово представляет собой континуум и может подвергаться континуальному варьированию по необозримому числу параметров. Возьмем наиболее грубый параметр — различие человеческих голосов в зависимости от пола: голоса мужчин и женщин не тождественны, и, кроме того, каждое слово по–разному звучит в устах взрослого человека и ребенка. С другой стороны, есть достаточно индивидуальных голосовых различий, по которым я могу идентифицировать каждого из десятка окружающих меня людей. Таким образом, в звуковом облике слова существуют физиогномические (индивидуальные) черты, которые мы учитываем и используем в процессе речевого общения. Голос человека, кроме того, с точностью сейсмографа передает состояние говорящего — это значит, что звуковая структура способна отражать патогномические модуляции[224].

Все это, однако, не должно затушевывать сущность тех устойчивых факторов, опираясь на которые носитель языка опознает лингвистически релевантные единицы (то есть такие, которые включаются в словарь). Социальное назначение звуковых образов в межсубъектном диалоге с неизбежностью предполагает определенную степень единообразия. Каким же образом немецкий язык оказывается способным обеспечить несколько тысяч однослоговых единиц (авто– или синсемантических в лексическом отношении) таким же количеством различных звуковых униформ, каждая из которых обладает опять–таки неограниченными возможностями для выражения лингвистически иррелевантных, но необычайно важных в условиях конкретной речевой ситуации физиогномических и патогномических особенностей? Фонология объясняет, что эту задачу язык решает очень простым путем, с помощью системы простых знаков — звуковых признаков, или фонем.

Объяснение это справедливо. Мне приходилось изучать другой язык людей и животных — тот язык, который обычно называют пантомимикой или мимикой; я имею в виду не искусственные системы символов, используемые глухонемыми или монахами–цистерцианцами и не жестикуляцию темпераментных неаполитанцев, а лишь фонд общераспространенных мимических явлений. По этому поводу я могу сказать следующее. По свидетельству как прежних, так и новых исследований (Пидерит, Лерш, Венская школа), при мимическом общении в континууме движений лица и тела человека выделяются определенные опорные моменты (fruchtbare Momente). Это явление хорошо знакомо скульпторам и художникам, запечатлевающим человеческие чувства в камне и красках; но участники каждодневных мимических диалогов также знакомы с ним (см. об этом подробнее в моей работе «Ausdruckstheorie»). С психологической точки зрения то же самое происходит и в звуковом образе слова. Слушающий выделяет в звуковом континууме определенные опорные моменты, служащие основой для распознавания. Именно они и называются фонемами. Для обнаружения таких опорных моментов необходима во всех подобных случаях гибкая система отношений. Частью такой системы является система согласных. В немецком языке, например, мы противопоставляем элементы b и р, или g и k, или f и ch[х] в соответствии с их местом в системе. Этот психологический факт отражается в результатах, полученных Трубецким и его коллегами, в частности в важном определении оппозиции фонем. В ситуациях, когда понимание затруднено (они описаны в моей обзорной работе о понимании языка и в работе Рюдерера), то же самое явление обнаруживается в характерных ошибках–смешениях. Иногда, если контекст этому способствует, опорные моменты в большей степени угадываются, чем непосредственно воспринимаются на слух (так, например, обстоит дело при разговорах по телефону).