ги останавливаются на ограниченном числе основных классов, душевных элементов. Известным примером является деление на представление, чувство и волю. Эти классы подразделяются еще дальше. Не представляет интереса рассматривать здесь все эти попытки и критиковать их по отдельности. Конечно, нельзя иметь ничего против попыток назвать общим именем явления, которые в переживании выступают как однородные и основные, а затем применить это имя ко всем описаниям сначала простых, а затем запутанных душевных явлений. Но возникает вопрос: получим ли мы благодаря этой работе все, что должна дать психология? И здесь обнаруживается странный факт, что ничего существенного для понимания душевных процессов это не дает. Никто не сомневается в том, что писатель, историк, духовник и воспитатель являются хорошими психологами в общепринятом смысле. Но характерно, что те, которые достигают в этой области наивысших пределов, часто не знают о психологии элементов. «Психология», например, в «Romeo und Julia a'uf dem Dor-fe» Г. Келлера не имела дела с этой формой анализа. Происходит что-то другое, разделяю ли я комплексный душевный процесс на его элементы или я включаю его как целое в дальнейшие смысловые связи. Когда Моисей рассердился на еврейский народ, он пребывал в состоянии аффекта. Можно было бы разложить это состояние на составляющие его представления и чувства, выделить характер течения и ритм этих чувств, отметить содержащиеся в «их напряжение и расслабление. Но историк принимает все это как известное и имеет дело с описанием комплексного состояния2. Тот, кто должен психологически осветить решение исторической личности, не будет расчленять его на представления, чувства и желания, «о спросит о мотиве, который привел к таким последствиям, и включит его в связь с историческим смыслом и ценностью. Духовно-иаучное мышление идет, как правило, не назад к последнему различимому элементу, но останавливается на высшем понятийном пласте и берет внутренний процесс как определенное смысловое целое, которое принадлежит к одной духовной ситуации и воспринимает ее значение. Никогда не слышали, чтобы писатель смешивал представления, чувства и желания и таким образом создавал бы из них душевный мир своего героя, но все эти моменты стоят перед его воображением, равно как и полное смысла целое. Вообще, по-видимому, научная ограниченность психологии элементов состоит в том, что она разрушает полную смысла связь душевного. Ее метод можно сравнить с вивисекцией лягушки. Тот, кто рассекает лягушку, изучает ее внутреннее строение и — 341 —
|