...Кстати, именно поэтому невозможно точно — даже в каждом конкретном случае — провести не формализованное, а сущностное различение между экспериментатором и испытуемым. Ю. Шрейдер: И потому еще, что любой эксперимент с психикой другого в той или иной степени меняет психику экспериментатора. Причем это я чувствую даже при такой безобидной деятельности, как чтение лекций по этике. Как у лектора, у меня постоянные трудности — я ощущаю, что называя какую-то очень дурную вещь, я ее как бы делаю более разрешенной в жизни (в том числе и моей), чем она была до этого. Говорить о совершенно дурном — нельзя. Разговор о нельзя — опасен. Когда мы называем нечто, это становится возможным в мыслях... Есть такое высказывание: закон порождает грех. Закон не только формулирует грех — формулируя, он его оформляет, делает сущим, предметным, очерченным, живым. В Библии нет упоминания, что отцеубийство очень тяжелый грех. Называние меняет ситуацию — тем более в психологических экспериментах. Когда человек попадает в ситуацию испытуемого, он меняется — даже если уверен, что он сам экспериментатор... В том эксперименте Милграма — если бы, предположим, оценивал правильность ответа и давал бы команду на включение тока компьютер, это причиняло бы только физический ущерб человеку. Тут этический комитет, например, требовал бы конкретного ограничения силы удара. Но ведь этот эксперимент открыл испытуемым право на причинение боли другим. Мало того, открыл им самим то, что они способны на это. И не только. Он дал их сознанию этический инструмент оправдания этой способности — во имя знания... Я вообще считаю, что нельзя проводить эксперименты с уникальным объектом, а психическая сфера каждого из нас — уникальна. Б. Юдин: Как уникально человечество. Ю. Шрейдер: И как уникален психический мир каждого из людей. Экспериментатор обладает властью над этим миром, он может необратимо изменить его, ибо происшедшее неустранимо. Экспериментатор может не отдавать себе отчета в своей власти, но может и наслаждаться ею — как в том же эксперименте Милграма. Власть экспериментатора может быть ограничена только одним — ограничением пределов власти. Именно поэтому этическая экспертиза, этический контроль в психологическом эксперименте просто обязан быть — и не менее, а более жестким, чем в биологической науке. И еще — продолжая тему об экспериментах самих исследователей над собой. Мы как-то привыкли оценивать их в качестве поступка героического, как самопожертвование во благо науки и остального человечества. И тому, действительно, много примеров — особенно в медицине, когда только в результате таких экспериментов стало возможно появление исцеляющих вакцин, препаратов. Все так, но... — 7 —
|