|
Если первоначально наглядное мышление устанавливает зависимость между вещами в пределах непосредственно данной ситуации, решает задачи «… на основе условий, непосредственно данных в наглядной ситуации» [123, с. 334], то затем меняется само чувственное непосредственное содержание созерцания, так как в него проникают, врастают наши знания окружающей действительности. «В зависимости от уровня и содержания наших знаний мы не только по-иному рассуждаем, но и по иному непосредственно воспринимаем то, что нам дано. Наши знания отражаются в нашем созерцании. Самые способы действия, которыми располагает действующий и решающий задачу практического мышления субъект, зависят не только от его личного, но и от социального опыта. Через них в ситуацию практического мышления проникают знания, которые не даны субъекту в виде понятий и общих положений, но которыми субъект пользуется, поскольку они осели в определенных способах оперирования с вещами» [123, с. 335]. Таким образом, С.Л. Рубинштейн подчеркивает, что «наивная физика» представляет собой особую форму знаний, которые организуют «ситуацию практического мышления» для адекватного действия в ней, приводящие к «иному» восприятию ее. Эти знания — особые — «не в виде понятий и общих положений». Тогда какие же это знания? Как они организованы, каковы обобщения, лежащие в их основе, если они не являются понятиями? Структура оптического поля, как правило, неадекватна. «Наглядное мышление, — пишет С.Л. Рубинштейн, — довольствуется обычно очень неадекватными образами; его наглядное содержание находится в очень несовершенном соответствии с его интеллектуальным содержанием; это служит источником конфликтов и причиной несовершенства примитивных форм наглядного мышления» [123, с. 312]. Вот почему наблюдается постепенная интеллектуализация образа, превращение его «… во все более адекватный знак» этого содержания; во все более свободную от вещного содержания схему. «Конечным этапом интеллектуализации образа, которая делает его наглядным выражением мысли, является переход от вещного представления, которое изображает мысль, к схеме, которая ее символизирует» [123, с. 314]. Таким образом, наглядное, созерцаемое, по мнению С.Л. Рубинштейна, может быть выражением мысли, мыслимое отношение мы можем просто видеть. Вновь и вновь обращаться к нему, так как оно непосредственно представлено в наглядном, созерцаемом более или менее адекватно, более или менее замаскировано другими многочисленными вещными деталями. В отличие от образа схема только символизирует мысль. Ее нужно знать, быть способным воссоздать в вариантах конкретного, в образах, каждый из которых по-своему воспроизводил бы мысль. Только в этом случае схема «работает», выполняет свою познавательную функцию, ибо своего содержания у нее нет. — 21 —
|