Психология практического мышления

По данным Выготского, ребенок нередко может путать вещь и человека, обращаться к вещи как к человеку. Он может формулировать способы действий вместо их выполнения, что подтверждает гипотезу Выготского и означает, что планирование, организация своих действий и действий другого человека подобны. Это в то же время показывает пути формирования мыслительных навыков, приемов — как уже широко известные, так и новые (например, через антропоморфное видение мира).

Вместе с тем, как уже говорилось, едва ли прав Л.С. Выготский, приписывая речи различные интеллектуальные функции. Его концепция нисколько не проигрывает в том случае, если «символическая деятельность», «ряды стимулов» не будут сводиться только к речи.

1.5. «Практическое мышление и примитивные формы мышления» по С.Л. Рубинштейну

Работы отечественных и зарубежных ученых того времени были критически осмыслены и проанализированы С.Л. Рубинштейном в соответствующих разделах его книги «Основы психологии» [123], где практическое мышление рассматривается, прежде всего, в генетическом плане. Это естественно, поскольку сами работы, которые анализирует С.Л. Рубинштейн, посвящены ранним формам интеллекта, характерным для человекоподобной обезьяны или маленького ребенка.

Самую раннюю форму мышления С.Л. Рубинштейн называет «разумным действием» и выводит его из труда. «Труд — реальный «физический» труд — есть, таким образом, интеллектуальная операция и притом та, на основе которой сформировались в процессе исторического развития человечества все остальные. Труд как мышление — это исходная форма мышления. Не подлежит сомнению, что генетически первичной интеллектуальной операцией было разумное действие [123, с. 304].

Сразу же С.Л. Рубинштейном даются критерии, позволяющие отличить «разумное действие» от слепых проб и ошибок. Во-первых, это опосредованность созерцания знаниями у человека в отличие от мышления Кёлеровских обезьян, управляемого лишь отношениями непосредственно видимого, «оптического» поля. Во-вторых, действительно разумное действие должно сообразовываться с ситуацией и условиями, исходить из них, учитывать их. «Мы совершаем мыслительные операции тогда, когда… оставаясь в рамках наглядной ситуации, решаем любую практическую задачу, если только мы ее решаем осмысленно — с учетом объективных условий, в которых совершается наше действие» [123, с. 303].

Осмысливая созерцаемое, мы неизбежно выявляем новые свойства и отношения, на основе чего строится мыслимая ситуация, структурированная иначе, чем «оптическое поле», преодолевающая конфликтность этого сенсорного, наглядно данного. Постепенно добываемые знания о мире складываются в «наивную физику» — «наивное, теоретически не опосредованное, знание физических свойств окружающих предметов и своего собственного тела» [123, с. 331]. Теперь в корне меняется характер мышления: «разумное действие» сообразуется не с оптической структурой, которая определяла действия обезьян в опытах Кёлера, а с физической структурой. Физическая и оптическая структуры чаще всего не совпадают. «Подлинное разумное действие должно учитывать это различие между зрительной структурой и физическими свойствами предметов. Интеллект проявляется в этих условиях в разрушении оптической структуры, в абстракции от нее и в преобразовании ее элементов в физическую структуру» [123, с. 336].