С сотрудниками и в быту тоже всегда озабочена другими. Свои трудности проживала внутри. Для себя оставила только стихи, которые писала втайне, и природу: лес, реку, наедине с которыми чувствовала себя особенно хорошо. “Сумела и детям привить любовь к природе”. К старшим, учителям, руководителям на работе всегда относилась и относится с абсолютным уважением. Распоряжения и наставления выполняет беспрекословно. В свои тридцать восемь лет она выглядит старушечьи успокоенной, размеренной, но послушной как ребенок. Никогда, ни разу в жизни не усомнилась она в авторитете, в правиле. Не спросила себя: откуда взялись эти правила, чему они служат. Ни разу не догадалась, что авторитеты, чьи решения она, избавив себя от труда выбирать, слепо выполняет - обычные, живые люди. Только вынужденные и отважившиеся взять на себя ответственность, которую она и такие, как она, с себя на них переложили. Ответственность думать, решать, выбирать, рисковать, ошибаться и быть виноватыми. Ответственность жить творческую жизнь, осуществляя свою инициативу. Со старшим пятнадцатилетним сыном она систематически ведет долгие “разговоры по душам”. - Боремся я и улица. Побеждаем то она, то я. Я хочу, чтобы он сам понял, что правильно, а что нет. И все-таки мне чаще удается его убедить. По ее словам, у нее везде все “очень хорошо”: семья “очень хорошая”, муж - “очень порядочный”, сотрудники и начальство “очень хорошие люди” и к ней относятся “очень хорошо”. Вот только у сына “трудный возраст”! Это не истерическая поза. Она сама искренне заботлива и бескорыстно добра. И люди поворачиваются к ней доброй стороной. И другой их стороны она не видит. Тому, что ей бывает с ними трудно либо не придает значения, либо относит это на счет болезни. Однобокое представление о мире и совершенное игнорирование своих эгоистических нужд, своей прихоти и своей инициативы делает ее незащищенной от множества ненужных неудовлетворяющих воздействий мира. Непритязательность не дает реализовать свою, хронически нарастающую (неосознаваемую) неудовлетворенность, которая не имеет явных трагических и легко понимаемых причин (у нее “все хорошо”, “все благополучно”), и складывается из непрерывных мелких неудовлетворенностей, трат, преобладающих над приобретениями. Реальная ее жизнь все-таки не в стихах, не с природой, а с людьми, и правилами отгородиться от противоречивости этой жизни можно только до поры. Вот и оказывается, что у ее сына “трудный возраст”. Ведь ей нечего ему ответить, кроме нерожденных ею заново, а значит неубедительных, возмущенных, оберегающих или ободряющих фраз. Нечего ответить, когда он вдруг спрашивает: — 214 —
|