|
Посмотрим, как звучит голос Зависимого Я во внешневыраженном диалоге в СТР. Таблица II теста Роршаха Интерпретация: Мать: Вот, что-то есть, что-то, какая-то... у меня даже ничего конкретного не возникло, а именно то, что вот это что-то неприятное, ну, какое-то знаешь, вот, остатки человека, что-ли, или чего-то такого, знаешь... Пытается втянуть сына в собственный мир "сюрреализма" и "безумия", пытается разделить с ним свои страхи и таким образом освободиться от них. Сын: Нет! Этого мне не показалось: реактивный двигатель или космический корабль! Это мир, в который сын при всем желании близости войти не хочет из-за боязни потерять свое Я. Мать: Корабль — это что-то определенное! Не знаю, если к чему-то общему прийти, у меня, например, очень неприятное впечатление от этой картинки. У тебя тоже? Отвергает общность, построенную на более реалистической и рациональной основе, диссонирующей с ее собственным эмоциональным состоянием. Сын: Да. Приходится сдаться, чтобы остаться вместе. Мать: Ну, в общем давай сходиться на том, что это не совсем приятное ощущение. Игнорируя эмоциональное состояние сына, насильственно вовлекает его в совместные негативные переживания. В приведенном в качестве иллюстрации случае пациентка, реализуя в жизни свою инфантильную позицию эгоцентрической привязанности к сыну-подростку, лишает его тем самым необходимой эмоциональной поддержки в его попытках обрести самостоятельность и уверенность в себе. "Выбирая" совместность, сын теряет возможность уважать себя, отстаивая свою независимость, чувствует себя дурным сыном, "предающим" слабую и любящую мать. Принципиальная неразрешимость подобной дилеммы самосознания, как уже неоднократно подчеркивалось, обрекает ребенка на мучительные переживания подрывающие веру в стабильность и определенность его Я. Грубая неадекватность и патогенность симилятивного стиля общения (со стороны матери) достаточно очевидна и свидетельствует о явном нарушении механизмов эмоционального контроля. Следует отметить, что среди психически здоровых лиц, бывших пациентами семейной психологической консультации, подобный стиль общения встречался крайне редко. Обычно столь насильственные и прямолинейные попытки родителя воплотить в реальном поведении свою позицию внутреннего диалога наталкиваются на здоровую протестную реакцию подростка, что побуждает обоих прибегать к более изощренным тактикам и маневрам. В частности, именно так обстоит дело, когда звучащая во внутреннем диалоге материнская потребность "быть питаемой", голос зависимого ослабленного Я во внешнем диалоге трансформируется в позицию "быть питающей". Стремящийся к утверждению своей самостоятельности, подросток получает вполне обоснованную возможность отказаться от материнской "манной каши" и своим неподчинением ("соперничеством" или "доминированием" в Совместном тексте Роршаха) взять на себя таким образом роль критикующего Я, показывая матери, что "гиперопека" абсолютно не эффективна. Со своей стороны, родитель, предоставляя ребенку право голоса, например, соглашаясь с его интерпретацией пятен Роршаха и принимая их в качестве совместных, на самом деле может вовсе не стремиться "услышать" ребенка. Уступка ребенку продиктована здесь уступкой Ригористическому и Обвиняющему Я своего внутреннего диалога ("Гиперопека — плохо!"), требующему поступить как положено "идеальной матери". В пользу подобной интерпретации свидетельствуют данные СТР. Например, в случае полного доминирования ребенка (когда по всем таблицам Роршаха в качестве совместного принимался именно его ответ) вынужденное согласие матери лексически могло быть оформлено так: "Придется мне тебе уступить!". В случае полного подчинения сыну (поступив "как надо"), мать затем приписала на бланке все те свои ответы, которые не были приняты как совместные (поступила "как хочется" — "реванш" со стороны Детского Я). — 46 —
|