|
Далее изменение возрастного самосознания в истории, как следствие перемен в общественном производстве, изменение характера жизни и ее возрастных границ идут сразу по нескольким линиям. Одну из наиболее любопытных линий фиксирует развитие литературы. Ее можно было бы назвать новым открытием детства, которое осуществили романтики в начале XIX века. В автобиографии «Поэзия и правда» Гёте вспоминает, что во времена его детства (середина XVII в.) не было детской литературы (специальных книг для детей, кроме, конечно, 78 учебников), в то время как в начале XIX века таких книг стало немало. Советские исследователи М. Эпштейн и К. Юкина в этой связи отмечают: «Для того чтобы мыслить о детстве, нужно вырасти из него, почувствовать бремя иного возраста. Само понятие детства как самоценной стадии духовного развития могло возникнуть только на почве сентиментально-романтического умозрения. Еще классицизм бесконечно чужд поэзии детства — его интересует всеобщее, образцовое в людях, и детство предстает как возрастное уклонение от нормы (не-зрелость), так же как сумасшествие — психическое отклонение от нормы (не-разумие). У просветителей намечается интерес к детству, но скорее прозаический, воспитательный, чем поэтический: в своих демократических устремлениях они стали писать не только для третьего сословия, выводя литературу за пределы аристократического, избранного круга, но и для детей (низших в возрастной иерархии), видя в них благодатную почву, на которой могут взойти достойные плоды разумности и добронравия» (М. Эпштейн, Е. Юкина, 1980). Просветители первыми начали создавать литературу, преимущественно дидактического плана, для детей. Однако «только романтизм почувствовал детство не как служебно-подготовительную фазу возрастного развития, но как драгоценный мир в себе, глубина и прелесть которого притягивают людей. Все отношения между возрастами как бы перевернулись в романтической психологии и эстетике: если раньше детство воспринималось как недостаточная степень развития, то теперь, напротив, взрослость предстала как ущербная пора, утратившая непосредственность и чистоту детства» (там же). Романтический образ детства явно связан с христианской традицией; как отмечает С. С. Аверинцев, христианин видит себя ребенком (младенцем) — взрослый должен учиться у ребенка (см. об этом: С. С. Аверинцев, 1977). Итак, романтики открыли для мировой литературы детство как самостоятельную реальность, как мир в себе. Вместе с тем для этих изменений существовали и основания отнюдь не романтического характера. Перемены затронули не только область литературы — в ней они лишь проявились, — но и область педагогики, политики, экономики. Развитое капиталистическое производство никогда не гнушалось детского труда, но по мере своего усложнения, интенсификации, введения новой техники экономика потребовала подготовки образованного и квалифицированного рабочего, что в конечном счете должно было привести к необходимости более основательной — 70 —
|