|
Слово не только плоть индивидуального мышления. Оно, по Шпету, выполняет важные социальные функции, которые можно было бы обозначить, как развивающие и стабилизирующие язык. В этом отношении различаются слово-образ и слово-термин. Первое — свободно и может быть "наброшено" на признак, случайно бросившийся в глаза, часто это происходит в поэзии. Такое слово можно считать орудием развития самого языка, так как вновь найденные оттенки часто закрепляются в языке. Фактически это механизм означения, регистрации нового опыта. Слово-термин уже включено в определенную языково-понятийную систему. Его употребление должно избегать переносных смыслов и разночтений. Фиксация нового опыта в этом происходит реже, но закономернее. Оно — лишь орудие сообщения, слово "запечатанное", включенное в систему понятий. Если с помощью слова-образа речевая культура творит самою себя, то слова-термины служат для упорядочения и сохранения культурного строя речи.
Своеобразие наследия Г. Г. Шпета сочетает лучшие качества европейской философской традиции, опирающейся на выделение субъект-объектных отношений с традиционно русским философским взглядом, внимательно оценивающим включенность психического в жизнь и бытие. Этот взгляд нашел свое продолжение в размышлениях М. М. Бахтина о событийности сознания и поступка и культурно-исторической теории Л. С. Выготского.
2.5. П. А. Флоренский о культе и культуре
Большое, но противоречивое впечатление произвела личность Павла Александровича Флоренского на Н. А. Бердяева. Он пишет:
74
"В Москве я встретил у С. Булгакова П. Флоренского, человека очень оригинального и больших дарований. Это одна из самых интересных фигур интеллектуальной России того времени, обращенных к православию. С. П. Флоренским у нас было изначальное взаимное отталкивание, слишком разные мы были люди, враждебно разные. Самые темы у нас были разные" [3, с. 149—150]. Бердяеву работы Флоренского кажутся полными упадочности, мления, в них чувствуются "меланхолия осени, падающих осенних листьев", "бессильная борьба с сомнением, ...лиризм, парализующий энергию". И в то же время Бердяев ощущает в Флоренском огромную внутреннюю энергию, которую ему постоянно приходится сдерживать, бороться "с собственной безграничной дионисической стихией". Н. А. Бердяев признает, что "Флоренский был универсальный человек, он талантливый математик, физик, филолог, оккультист, поэт, богослов, философ" [3, с. 150]. Но одновременно Бердяев считает, что у Флоренского "слабое чувство Христа" и не находит, "чтобы у него был специфический философский дар" [3, с. 150]. Сложная натура одареннейшего человека видится Бердяеву во многих ее противоречиях.
— 65 —
|