|
черств, то второй наполнен всеми красками мира. "Формально-рассудочные схемы оживают, — пишет Шпет, — под дыханием разума и расцветают, становясь вновь осязательно-доступными нашему опыту, переживанию, после того, как рассудок на время удалил от нас это чувственное многообразие под предлогом необходимости внести порядок в его хаос... Величайшая углубленность интуиций разума — не в том, что они якобы доставляют нас в "новый" запредельный мир, а в том, что проникнув через все нагромождения оптических, логических, чувственных и не-чувственных форм, они прямо ставят нас перед самой реальной действительностью" [14, с. 420]. Различия между разумом и рассудком, культурно вводимые Г. Г. Шпетом, позволяют преодолеть ходульность их противопоставления. По мысли ученого, сама жизнь объединяет эти процессы. Такой взгляд объективно направлен и против интуитивизма А. Бергсона, стремившегося к экспансии интуиции на территорию разума, к его упрощению и обеднению. Реалии жизни бытия не позволяют, по мнению Шпета, сделать этого. Именно в бытии, считает он, находит идеальное: и свой источник, и свое продолжение. Позднее эту позицию поддержал и развил М. М. Бахтин. Вместе с тем Г. Г. Шпет отчетливо обозначает специфику идеального по отношению к вещественному. Как и П. А. Флоренский, установивший на пути от первого ко второму символ, он находит свою не менее интересную иллюстрацию: "Мечтать о связи "самой" вещи с идеальной связью, и в особенности мечтать об этой связи так же, как о "вещной", значило бы мечтать о том, чтоб курица снесла к Пасхе математический эллипсоид и чтобы философствующий кавалер напялил к этому празднику на свою голову математический цилиндр" [14, с. 421]. Функцию посредника между вещественным и идеальным выполняет, по его мнению, слово — ключевое понятие многих размышлений философа. На слове сходятся интересы многих дисциплин: логики, лингвистики, психологии, семасеологии. И Шпет осознанно выводит некоторые его аспекты, связанные с этими дисциплинами, за пределы рассмотрения, оставляя наиболее существенные. Слово, по мысли Шпета, является образом, формой, обликом, идеальной плотью мысли. При этом он признает, что поводом для мысли является чувственно данное, однако отвергает теории происхождения мысли из чувства в каждый конкретный момент: "Без-чувственная мысль — нормально, это — мысль, возвысившаяся над бестиальным переживанием. Бессловесная мысль — патология; это — мысль, которая не может родиться, она застряла в воспаленной утробе и там разлагается в гное" [14, с. 397]. — 63 —
|