|
Потом, конечно, эти слова уходят. Они умирают. Речь начинает расчленяться. Мысль сначала глобальна. А вот теперь она начинает расчленяться в соответствии с расчленением речи. Она из глобальной, тотальной, целостной начинает развиваться, анализироваться, расчленяться. Вот здесь мы вернулись к тому, что это расчленение мысли происходит посредством механизма расчленения речи. Зашли с другой стороны, а пришли к тому же положению. Выходит, что развитие речи создает развитие, расчленение этого содержания, которое мы называем мышлением, мыслью. Но это не так, товарищи. Процесс, действительно, идет в таком направлении: от глобальной мысли, очень богатой по содержанию, к ее как бы дроблению. Вместе с тем идет объединение дробных элементов речи, слов, в сложные образования, в предложения. Но дело в том, что не речь строит мысль. А существенный факт заключается вот в чем: грамматика развивающейся детской речи опережает расчлененность мысли. Она опережает логику (опять дивергенция), а не выражает. Здесь своя логика развития. Но линии речи и мысли не совпадают между собой. Выготский, которого я цитирую уже не первый раз, показывал это, как всегда, очень просто. Его маленькая дочка (это было начало дошкольного возраста) любила делать то, что она называла рисовать, то есть, попросту говоря, заполнять каракулями чистые листы бумаги. Мы однажды сидели у него, и она пришла и, обращаясь к Льву Семеновичу, попросила: «Дай мне бумаги». Тогда Выготский, в свою очередь, спросил ее: «А в каком смысле тебе дать бумагу?» Дочка не затруднилась и не стала спрашивать, что это значит. Она сказала очень свободно и мгновенно: «В белом смысле, папа!» Вам понятно, что происходит? Конечно, мы можем вести с дошколятами разговор со сложной грамматикой, сложными расчленениями, и, самое интересное, что наш дошколенок будет охотно поддерживать этот разговор. Надо сохранить только одно — общность предметной отнесенности, потому что иначе не будет общения. То есть нечто должно иметься в виду. Пусть разное, но обязательно нечто, что, по крайней мере, кажется общим. И тогда разговор состоится. А логика и грамматика речи будут находиться в дивергентных отношениях. Они не будут совпадать и следовать одно за другим. Здесь гораздо более сложное отношение. Вот я сказал «грамматика опережает логику». А я мог бы с таким же правом сказать (чего не говорит, впрочем, Выготский), что в каком-то аспекте логика опережает грамматику. То есть это просто не тождественные пути, не тождественны линии их развития, дивергирующие, то есть расходящиеся. Я употребляю термин «дивергирующие» потому, что когда процесс их формирования заканчивается, то сплошь и рядом получаются ужасные дивергентные результаты. — 383 —
|