|
Кстати, я хочу внести одну маленькую, в некотором контексте абсолютно несущественную, но в нашем контексте вопросов, которые мы обсуждаем, необыкновенно важную поправку. Я имею в виду поправку к известному фрагменту Ф.Энгельса из «Диалектики природы», который называется «Роль труда в процессе очеловечивания обезьян». Там говорится о возникновении речи в процессе труда. И русский переводчик допустил малую неточность. Переводчик говорит примерно так (я цитирую по памяти): «В процессе труда у людей появилась потребность что-то сказать друг другу». Значит, причина какая? Труд создает потребность в речи, и труд порождает речь, следовательно, язык. У Энгельса этого нет. У него нет термина «потребность»! Он пишет в подлиннике (я тоже перевожу по памяти, только подчеркивая разницу): «В процессе труда у людей возникло, появилось, что сказать друг другу»3. Вам понятна разница? То есть в чем заключается мысль Энгельса? А в том, что возник предмет общения, то, о чем можно сказать. И тогда открывается понимающая, а не фантазирующая теория истории становления человеческой речи, первого ее зарождения. И здесь уместно, я уже об этом говорил бегло, подумать о роли рабочего движения как сигнала совместного действия, затем отчуждения, отделения этого рабочего движения от своего рабочего эффекта, и тогда выполнения им функции только коммуникации, побуждения. Но ведь такое движение, которое мы называем жестом, предметно отнесено всегда. Классический жест — есть жест указательный. И когда я показываю «вот это», то это что? Сигнал, знак предметный или не предметный? Его надо признать предметным. Указание — это предметно отнесенный сигнал. Он отнесен уже потому, что он указательный. Нужно только допустить один поворот, который происходит неизвестно как и неизвестно когда. Этот поворот заключается в том, что происходит обмен функциями: двигательного, жестового языка и звукового, звукопроизносительного языка. Звук, звуковые, речевые движения принимают на себя иную функцию. Они прежде имели функцию экспрессивную, то есть выразительную, привлекающую внимание и непосредственно сигнальную, так, как я ее описывал. Они принимают на себя (главным образом, хотя и не исключительно) функцию индикативную и функцию предметного обобщения, предметной отнесенности, и, наоборот, жесты принимают на себя прежде всего (не исключительно, но прежде всего) функцию экспрессивную, выразительную, передающую, так же как и мимические движения, пантомимические движения и так дальше. Я предпочитаю сказать «осторожно здесь», и теперь жест несет выразительность, а «осторожно здесь» есть передача некоторого содержания, некоторой системы значений. Можно воскликнуть: «Ах!», и, конечно, это будет экспрессивная речь. Конечно, интонация несет экспрессивную функцию. Конечно, много жестов несут в себе, наоборот, предметно отнесенную функцию, но повторяю, по главным линиям происходит этот обмен. — 380 —
|