Теперь я хочу обратить ваше внимание еще на одно положение: о том, что значение, то есть то, что, собственно, делает «слово» — не сигнал просто, а «слово» в настоящем смысле — носителем отраженной и обобщенной человеческой практики. Я бы хотел обратить ваше внимание на то, что это действительно необходимо требует не индивидуального, а непременно совокупного творения. То есть это есть изначально продукт общества, а не индивида. Кстати, в этой связи очень интересно посмотреть статью Маркса о Вагнере, по поводу первых звуковых значений. Вагнер — это экономист. Он говорит, что люди должны были обозначить, сначала не очень различая, что-то вроде «блага». Тут важно другое: «благо» — это что-то устойчивое для всех и для меня устойчивое, правда? И это определяет, собственно, константность значений, с которой мы имеем дело всегда и поэтому ее не замечаем. Кстати, этому противопоставляется полная или почти полная неконстантность предметной отнесенности голосового сигнала, если она случайно происходит у животного. Вы знаете (я опять цитирую классику по памяти), что животные, если это не записано в программе инстинктивного поведения, перестают относиться к пище как к пище, когда они насытились. Меняется значение. Равно как обезьяны, конечно, берут палки, но не гуляют с ними и, тем более, не делают палки про запас. Это значение как бы вспыхивает в ситуации, чтобы не зафиксироваться, а угаснуть, если это не превращается в видовой опыт. Тут, конечно, всегда можно найти то, что наводит на размышления. Например, белка собирает орехи про запас. Значит, у нее есть константное значение ореха как пищи? Я как-то на эту тему говорил с покойным Владимиром Александровичем Вагнером. Это очень крупный ленинградский классик зоопсихологии или, можно сказать, биопсихологии. Это мировое имя. Однажды я был у него дома в Ленинграде. А у него жила белочка, и, вероятно, поэтому у нас зашел разговор насчет запасов. И Владимир Александрович мне сказал: «Вот ведь какая удивительная вещь, эти инстинкты. Ведь эта белочка у меня живет с малых лет, практически с рождения, не пережила никаких сезонов, получает она пищи вдоволь и при этом независимо от сезона. Но с какого-то момента онтогенетического развития она стала закладывать орехи под ковер, вот сюда, а я каждый раз или время от времени беру обратно эти орехи, чтобы снова дать их ей в пищу. Ведь она же регулярно получает эти орехи. И она никогда не проверяет, есть они там или нет, и никогда не обращается к своим запасам». Вам понятно? Это выработанный видовой, генетически обусловленный механизм, который при изменении условий работает просто вхолостую. Он ведь даже не угас, но, правда, тут не было обстоятельств его активного угашения. Наоборот, было уютное место такое под ковром, под углом ковра. Так же можно запихивать в угол дивана. Всегда в одно место, как в гнездо, но никакой функции это гнездо не выполняло. Белочку я эту видел, это было жизнерадостное существо. — 381 —
|