II. Практика аналитической психологии

Дэвид Л. Харт. Классическая юнгианская школа

Мишель Вэнной Адаме. Архетипическая школа.

Эстер Мак, Фарланд Соломон. Школа развития.

Кристофер Перри. Перенос и конрперенос.

Элио Дж. Фраттароли. Я и моя анима: сквозь темное стекло на границе между юнгианством и фрейдизмом

Случай Джоан: подходы школ развития, классической и архетипической

Дэвид Л. Харт.

Классическая юнгианская школа

Почему классическая?

Мое обучение в Институте К.Г. Юнга в Цюрихе началось в 1948 году, во втором семестре его существования. Фактически все пре­подаватели и аналитики проходили или прошли анализ с самим Юнгом, поэтому с его открытиями и размышлениями мы знакоми­лись из безусловно авторитетных источников. И кроме того, метод Юнга, особенно то, что я выделяю, как уважительное отношение, обнаружил глубокое соответствие моей душе. Я могу определить как «классическую» такую форму юнгианского психоанализа, ко­торая видит аналитическую работу как развивающееся взаимное открытие, делающее сознательной бессознательную жизнь и по­степенно освобождающее личность от бессмысленности и принуж­дения. «Классический» подход полагается на дух диалога между сознанием и бессознательным, а также между двумя партнерами по анализу. Поэтому он также рассматривает сознательное эго как совершенно необходимое для всего процесса, в отличие от «архе­типической» школы, для которой эго является одной из многих архети-пических сущностей. И в отличие от школы «развития», «классическая» школа определяет развитие не столько возрастом или даже психологическими стадиями, сколько достижением ин­дивидуальностью той сознательной Самости, которую только он или она призваны реализовать. Эта позиция, я надеюсь, станет понятнее по ходу данной главы, как и одно или два моих собст­венных замечаний относительно той классической теории и прак­тики, с которыми я столк¬нулся, так сказать, в их изначальной (нетронутой, чистой) форме.

Внутренний мир

Быть классическим юнгианским аналитиком означает не столько следовать и повторять терминологию Юнга, сколько принимать общий метод анализа, разработанный Юнгом. Это включает в себя, прежде всего, уважительное отношение к тому, что встретилось неожиданно; уважительное отношение к тому, что неизвестно, что невиданно, что неслыханно. Когда Юнг напоминал себе, прежде чем он начинал рассматривать снови¬дение пациента, «Я совершенно не догадываюсь, о чем это сновидение», он очищал свой ум от догадок и предположений, которые могли бы разрушить уважительное исходное отношение. Во время моей учебы в Цюрихе, на одной из тех периодических встреч, которые происходили между Юнгом и его дипломниками, у меня появилась возможность задать ему вопрос об этой процедуре. Я спросил его: «Профессор Юнг, когда Вы говорите, что совершенно не догадываетесь, о чем какое-то сновидение — это подобно заклинанию?» Он кивнул и сказал: «Да». Следовательно, его проповедь неведения предназначалась для изгнания демонов высокомерия и высшего знания.
Уважительное отношение подразумевает, что бессознательное, из которого возникают сновидения, принимается всерьез, и ему позволено являться таким, каково оно есть на самом деле. Поэтому сновидение не служит, как утверждал Фрейд, покровом для вытесненных желаний, замаскированных так, чтобы найти себе путь к выражению; это утверждение факта, способа существования вещей в психическом хозяйстве. Сновидение стремится рисовать сознанию картину того психологического состояния, которое было не замечено или проигнорировано. Следовательно, оно является неоценимым орудием понимания и диагностики.
Мнение Юнга о религии и о религиозной установке демонстрирует ту же позицию уважения. Религия рассматривается как бережное отношение к высшим силам и, таким образом, как признание и уважение к тому, что является духовной и психологической доминантой в индивидуальном сознании. Это означает, прежде всего, те силы в бессознательном, которые проявляются и ощущаются через сновидения, воображение, чувства и интуицию. Это тот самый внутренний мир, который нуждается во внимании и уважении, если индивидуум намерен искать правильного и здорового психологического развития.
Причина для такого особого значения внутреннего мира состоит в том, что это способ обрести или вернуть себе нашу подлинную природу. Хотя и кажется, что нами управляют внешние силы — начиная с наших родителей, чья власть над нашим развитием, безусловно, огромна, — истинными «доминантами» психологической и духовной жизни являются центры энергии и образов, обрабатывающие нас изнутри и проецирующиеся на мир вокруг нас. Поэтому, например, мать получает свою особенную силу и влияние на чью-либо жизнь изначально не от конкретной женщины, а из обширной сокровищницы унаследованного человеческого опыта «матери» — то есть из того, что Юнг называет архетипом Матери. Следовательно, архетип является потенциалом психической энергии, присущим всякому типичному опыту человеческой жизни, и активизируемым в уникальном фокусе каждой индивидуальной жизни. Эти силы будут модифицированы в соответствии с бесконечным разнообразием опыта — проявляясь в том, что Юнг называет комплексами, — но их энергия и мощь производится архетипом как таковым.
То, что на самом деле происходит в психике, — впервые встречается в спроецированной форме, как если бы оно в действительности было «снаружи». Проекция вовлекает нас в мир, да так убедительно, что легко предположить нашу полную обусловленность этим миром. Юнг настаивает, однако, что мы не начинаем жизнь как tabula rasa, чистая грифельная доска, предназначенная для записей существующего вне нас. Скорее, новорожденный возникает изначально как отдельная и уникальная личность с его или ее собственным определенным способом восприятия и реагирования на переживаемое. Это мнение подтверждается юнговской теорией психологических типов. Интроверсия и экстраверсия являются двумя радикально отличающимися способами восприятия и оценки переживаемого — один с опорой преимущественно на внутренние реакции и ценности, другой с опорой на аналогичные явления во внешнем мире — однако они предполагаются в качестве врожденных установок каждого индивидуума. Это верно и для так называемых функций сознания: мышления как противоположности чувству (функциям суждения) и ощущению как противоположности интуиции (функциям восприятия). Эти сущностные установки и функции могут быть подавлены или искажены в ответ на принуждение культуры или среды, и поэтому в результате не будет полноценного развития и процветания подлинной природы индивидуальности. Эта подлинная природа является заданным, определенным от рождения потенциалом.