В <Творчестве Франсуа Рабле...> Бахтин полемизирует с основополагающей работой по исторической психологии - книгой Л. Февра <Проблема неверия в XVI в. Религия Рабле> (см. о ней дальше). Он упрекает французского историка в академической дистанции по отношению к средневеково-ренессансному смеху. Уважаемый профессор не слышит, как хохочет на площади этот люд. <Он слышит раблезианский смех ушами человека XX века, а не так, Историческая психология как наука как его слышали люди 1532 года. Поэтому ему и не удалось прочитать <Пантагрюэля> их глазами как раз в самом главном, в самом существенном для этой книги> [Бахтин, 1990, с. 147-148]. Самому Бахтину удалось, поскольку он опирался на диалогизм - доктрину <выразительного и говорящего бытия> и приемы наделения текста качествами собеседу-ющего голоса. Это не значит, что он прослушивал литературную вещь как пластинку (хотя главу о площадных криках, пожалуй, не напишешь без акустических впечатлений). Бахтин выбирал самых <озвученных> авторов мировой литературы. Д^ книги о Рабле были <Проблемы поэтики Достоевского>. Здесь Бахтин открыл полифонический роман, написанный наподобие партитуры, с персонажами, самостоятельный голос которых подвластен авторской воле. Следует отметить две особенности гуманитарного метода Бахтина, стоящие особняком по отношению к приемам понимания других авторов. Во-первых, Бахтин-философ наделял голос бытийной самостоятельностью, не допуская его перехода в иные качества, структуры, диалектические синтезы, т.е. пропадания в монологическом, субъект-объектьом знании. Во-вторых, будучи литературоведом, он-разрабатывал теорию речевых жанров - способов культурно-лингвистического опосредования человеческих высказываний. По своему полифоническому потенциалу, способности вмещать различные голоса, жанры неравнозначны. Вот эпос. Герои его повествуют из прошлого, каждый со своей, строго определенной партией. Эпопея - абсолютно готовый, даже закостеневший, одномерный и однонаправленный жанр. <Эпическое абсолютное прошлое япляется единственным источником и началом всего хорошего и для последующих времен. Так утверждает форма эпопеи. Память, а не познание есть основная творческая способность и сила древней литературы. Так было, и изменить этого нельзя; предание о прошлом священно, нет еще сознания относительно всякого прошлого> [Бахтин, 1986^, с. 403]. Историческая психология XX века Совсем иначе построен роман. Это - идеальная форма для помещения многоголосия мира. Строго говоря, роман - полижанр, так как способен измениться в соответствии с потребностями жизни и самовыражения. — 62 —
|