ла новое ренессансное самосознание> [Бахтин, 1990, с. 104-105]. Карнавал был временным торжеством языческого <низа> средневековой культуры над ее книжным <верхом>, нагромоздившим изрядное количество запретов и страхов. Но дописьменная стихия в своей карнавальной функции была праздничной. Сама мать-земля на карнавале разрушала все тягостное и защищала человека. <Средневековый смех побеждал страх перед тем, что страшнее земли. Все неземное страшное оборачивалось землею, она же - родная мать, поглощающая, чтобы родить сызнова, родить больше и лучше> [Бахтин, 1990, с. 105]. Народный пьедестал официальной книжной культуры ~ телесность, народно-коллективно-групповое целое (а не официозно возвеличенный народ, разделенный властью по производственным, бытовым, территориальным и другим группам), коллективное животное, аними-зирующий себя организм, идентифицируемый с процессами умирания и воскресения. В этом качестве он бессмертен, несмотря на эшафоты, пыточные колеса, позорные столбы, нагроможденные строгой властью (и даже преимущественно в виду их). <Рождение нового также необходимо и неизбежно, как смерть старого, одно переходит в другое, лучшее в делах снимает и убивает худшее. В целом мира и народа нет места для страха...> [Бахтин, 1990, с. 282]. Едва ли можно сомневаться, что <карнавальная> теория Бахтина питалась опытом жизни в стране, которая была много ближе средневековью, чем Франция М. Блока и Л. Февра. Это и помогало русскому мыслителю советской эпохи увидеть, каким образом повседневное существование, полное материальных лишений, и под гнетом государственно-идеологического надзора сберегало в себе нормальное, даже радостное мироощущение. То, что современной психологии представляется стоящим на грани патологии, при положении <изнутри> выглядит обычной жизнью, не лишенной приятных моментов. Трагическое средневековье - это взгляд на него гуманной личности Ментальность исторических эпох и периодов общества материальных и правовых гарантий, взгляд извне. Ни Л. Февр, ни И. Хейзинга этого, кстати, не скрывали: <Можно ли сравнивать психологию пресыщенного населения с психологией людей, постоянно недоедающих?>, <Между способами чувствовать, мыслить, говорить людей XVI в. и нашими нет действительно общего измерения>. История ментальностей - серьезная современная наука, преемница серьезной книжной учености прошлых эпох, и в этом качестве она продолжает критику народного <низа>. Бахтин сочетал науку XX в. и знание жизни в <новом средневековье> (так Н. Бердяев называл Советскую Россию). Поэтому российский литературовед конструирует более широкую систему отсчета, включающую <землю>, <площадь>, <низ> в качестве равноправных пар <небесам>, <храму>, <верху>. — 190 —
|