|
Религиозный <страх господень> - синоним совести, а светское бесстрашие воспринимается как отсутствие морали и даже как богоборчество и демонизм. Священное содрогание (mysterium tremendum) перед тайной божественного могущества совсем не похоже на страхи перед демонами, наоборот, оно в родстве с уверенностью в неотвратимости воздаяния и спокойствием, граничащим с фатализмом (<Все в руке божьей>). Страшную зыбкость мира питают скорее миф и магия - такие же столпы средневекового мировосприятия, как и христианская вера. Ведь средние века, по Соло-вьеву, - это компромисс между христианством и язычеством. Иначе говоря, компромисс (но и противоборство) между книжно-ученым и народным, серьезным и карнавальным. М.М. БАХТИН О НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ. Невозможно пройти мимо оценки, данной книге Л. Февра <Проблема неверия...> и, таким образом, истории ментальностей крупнейшим русско-советским историком культуры и литературоведом М.М. Бахтиным (1895-1975). Эта оценка отрицательна и выражена такими словами: <Игнорирование Февром народной смехо-290 Ментальность исторических эпох и периодов вой культуры приводит его к искаженному пониманию эпохи Возрождения и французского XVI века. Ту исключительную внутреннюю свободу и тот почти предельный адогматизм художественного мышления, какие были характерны для этой эпохи, Февр не видит и не хочет видеть, потому что не находит для них опоры. Он дает одностороннюю и ложную картину культуры XVI века> [Бахтин, 1990, с. 150]. Бахтин отдает должное Февру за то, что тот взялся за крупную задачу - показать книгу Рабле глазами его читателей, людей XVI в. Но эту задачу французский ученый, по мнению М.М. Бахтина, как раз и не выполнил. Он показал Рабле глазами людей XX в. Некоторые места <Творчества Франсуа Рабле...> звучат как опровержение <Проблем неверия...> и других работ по истории ментальностей. Там, где у французских историков - судорожное насыщение голодных людей, у Бахтина - веселое карнавальное пиршество, вместо ненадежных островков расслабленности среди моря лишений и ужасов - более решительная победа над страхом. <Особенно остро ощущал средневековый человек в смехе именно победу над страхом. И ощущалась она не только как победа над мистическим страхом (<страхом божиим>) и над страхом перед силами природы, - но прежде всего как победа над моральным страхом, сковывающим, угнетающим и замутняющим сознание человека: страхом перед всем освященным и запретным (<мана> и <табу>), перед властью божеской и человеческой, перед авторитарными заповедями и запретами, перед смертью и загробными воздаяниями, перед адом, перед всем, что страшнее земли. Побеждая этот страх, смех прояснял сознание человека и раскрывал для него мир по-новому. Это победа, правда, была только эфемерной, праздничной, за нею снова следовали будни страха и угнетения, но из этих праздничных просветов человеческого сознания складывалась другая неофициальная правда о мире и о человеке, которая подготовля-Психологическая история эпох и психических процессов — 189 —
|