|
Плеханов говорил: “...Но так уж исстари ведётся, что все как нельзя более ясные научные истины подвергаются оспариванию, как только они становятся в противоречие с интересами сколько-нибудь влиятельных классов общества. Недаром же говорят, что математические аксиомы обязаны своей общепризнанностью единственно тому обстоятельству, что они не затрагивают ничьих интересов” [Плеханов Г. В. Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова // Соч. Т. 1. С. 265.]. Эти слова были произнесены более ста лет назад. С тех пор мир нисколько не изменился. На спусках истории интересы по-прежнему подминают под себя истину. Современная российская действительность свидетельствует об этом со всей очевидностью. Чем глубже становится пропасть, разделяющая жирующие верхи и ограбленные и униженные низы, тем громче бывшие секретари обкомов славят “создателя”, тем чаще телепропагандисты в рясах талдычат нам о “духовном возрождении народа”, тем виртуознее вчерашние “научные коммунисты” жонглируют в университетских аудиториях разнокалиберными белибердяевыми... Это мы о нынешней участи первой философской аксиомы. Что касается второй, она была “пересмотрена” задолго до современного разгула поповщины. Это произошло на рубеже 50-х — 60-х годов. Тогда ревизия была произведена в плане иллюминации “светлого будущего”. Обществоведение, кастрированное сталинской кликой, готово было “обосновать” любые руководящие указания. Заказ был выполнен в срок и в полном соответствии с интересами бюрократии. В результате несложных манипуляций коммунизм был расцвечен по максимуму. Он провозглашался бесконфликтным, вечным и... бесконечно совершенствующимся. Усилиями “партийной науки” была узаконена форма, подобия которой нам не сыскать на вселенских просторах. Этой форме предписывалось постоянно развиваться, она наделялась началом, но при этом ей было отказано в конце, в завершении, в переходе в иное качество. Вопрос о смене форм, о закоммунистическом, зачеловеческом прогрессе, таким образом, снимался с повестки дня — наука была вооружена не только “передовой теорией”, но и опиралась на силу государства и его карательных органов. Разве что учёным-естественникам да отдельным философам-космогонистам было дозволено немного порассуждать о далёких-далёких перспективах. Некоторые из них выходили на качество “искусственной разумной жизни” (Шкловский) или на “надобщественную” или “постсоциальную” форму движения материи (Урсул) [См.: Шкловский И. С. Проблема внеземных цивилизаций и её философские аспекты // Вопросы философии. 1973. № 2. С. 92.; Урсул А. Д. Человечество, Земля, Вселенная. М., 1977. С. 205.]. Но, видимо, понимая, что определённую грань переходить небезопасно, они никак не сопоставляли свои гипотезы с “теорией коммунистического строительства”. Да и сопоставление как метод, мягко говоря, было не в почёте. Широкий подход не поощрялся. К тому же диамат и истмат не пребывали в дружеских отношениях. Диамат старался не залезать в проблемы своего вконец опустившегося младшего брата, а тот, упиваясь самодостаточностью, как и его детище — лубочный коммунизм, “развивался” на своей собственной основе. — 163 —
|