Дети с аутизмом

Иногда я с тоской думаю о том, почему не получал десятицентовую монету каждый раз, когда мне говорили: «Его агрессия абсолютно ничем не спровоцирована». Эта фраза говорит лишь о том, что люди смотрят не туда, куда надо. Деструктивное поведение имеет причину. Но эта причина может быть едва уловимой, Это может быть перемена, которая осталась незамеченной: новый запах в классной комнате, картина, криво висящая на стене, любое изменение в заведенном распорядке или в обстановке, которое вызывает нервозность и страдания, невозможность выразить себя другим способом, социальный контакт, который прошел неудачно. Но до тех пор, пока мы не поставим себя на место ребенка, мы будем не в состоянии воспринять эту перемену или этот аспект физической или социальной среды как способный вызвать стресс. Чтобы компенсировать ущербность теории образа мыслей ребенка, мы должны развить гипертрофированную собственную теорию образа мыслей - как своих, так и мыслей этих детей. Мы должны уметь делать выводы о состоянии сознания ребенка, даже если он и не способен делать выводы о состоянии нашего сознания.

Вплоть до временного исключения из школы Эрнст медленно, но уверенно прогрессировал в школе и постепенно стал лучше чувствовать себя в обществе других детей. Он больше не избегал одноклассников, а принимал их помощь на уроках труда и во время обеда. Когда приближалось время идти в песочницу, он с нетерпением посматривал на помощницу учительницы, предвкушая удовольствие. Свое умение играть в двадцать одно с компьютером он использовал для того, чтобы играть с ней! Самое большое впечатление на нее произвело то, что он умеет считать до 21! Все это были весьма заметные достижения. Но навыки общения Эрнста прогрессировали медленнее его социальных навыков. Исключение его из школы в тот момент было бессмысленным: оно лишило Эрнста единственного лечения, которое он получал, лечения, на которое он имел право. Разумеется, его агрессивность была неприемлемой. Но легко понять, откуда она взялась и как ее можно было бы избежать. Эрнст владел всего лишь несколькими навыками общения. Он мог только протестовать и требовать, больше ничего.

Представьте себе, что вам недоступны все формы коммуникации, кроме этих двух. Когда мне хочется показаться на школьной конференции особенно вредным и эксцентричным, я предлагаю учителям представить себе, что они способны передавать друг другу только два сообщения: они могут протестовать против чего-то, говоря «нет», или требовать чего-то, показывая на это «что-то» пальцем. Все остальное время они игнорируют окружающих. С помощью этого небольшого мысленного эксперимента взрослые вскоре оказываются в состоянии оценить последствия как вербальной, так и жестикуляционной коммуникационной ограниченности, присущей детям с разными формами аутизма. Возможно, это также помогает им быть более чувствительными к сообщениям, которые посылает ребенок. Едва различимые невербальные сообщения, сигнализирующие о возрастающем стрессе и о фрустрации, нередко остаются незамеченными. В случае Эрнста эти невербальные сообщения включали громкий крик, хлопанье в ладоши, бросание разных предметов на стол и сокращение объема внимания. Пристальное внимание к этим сигналам позволяет взрослому вмешаться до того, как поведение перейдет в кризисную стадию. В случае Эрнста подобное вмешательство предполагало переход к другому занятию, которое больше нравилось мальчику, с последующим возвращением к более сложной работе. Оказалось, что это значительно более эффективный способ борьбы с его деструктивным поведением, дающий ему больше возможностей учиться в классе.