|
Сон второй. "Мне снится, что мой муж Фатхи умер, и я на его похоронах в Каире. Я отчетливо вижу его лежащим в гробу, вокруг много людей в черном: его родители, сестры и брат, все наши знако¬мые. Траурная процессия движется к 'Тороду мертвых" — огромно¬му каирскому кладбищу. Там находится семейный склеп из белого мрамора. Я чувствую себя как на экскурсии, внимательно рассмат¬риваю все кругом. Странно, что я не испытываю никаких чувств, кроме любопытства. Я даже не задаюсь вопросом: почему он умер? Все так естественно, вроде бы так и должно быть. Затем тело, за¬вернутое в белый саван, вынимают из гроба и опускают в могилу. Сверху на него летят комья земли и сыплется песок. Много песка. Никто не плачет, все в совершенном молчании стояту могилы. Очень Кяк^гтроннк-нутк в бессознательное? жарко, я чувствую, что задыхаюсь под черным покрывалом и ду¬маю только о том, чтобы все это кончилось поскорее... Проснулась с ощущением духоты и жара..." Бессознательная сфера — это как бы некий колодец, в котором теснятся наши неудовлетворенные желания, аффекты, недостой¬ные мысли, запретные чувства. Они хотят вырваться наружу, но на их пути вырастает цензура — наше сознательное. Здесь идет мучи¬тельная борьба, ситуация постоянно меняется. Порою теснимое желание, допустим, подсознательное желание навсегда избавиться от мужа, проступает в сновидении. Порою, напротив, верховенству¬ет сознание, гася постыдное стремление... Сон и является той "пробоиной", через которую проникает в со¬знание вытесненный материал. Во время сна цензура окончатель¬но ослабевает: спящий отсоединяется от окружающего мира чисто физически, теперь у цензуры нет источников подзарядки. Вот по¬чему во сне сбываются потаенные желания. Ущемленный аффект обретает частичную разрядку, спящий — успокоение, цензура — короткое отдохновение... Цензура подавила возможность выкинуть коленце. Индивид обездвижен, почти парализован, недвижим. § 3. Истолкование сновидений Пациентка, со снами которой мы познакомились, рассказыва¬ет: "Через несколько дней после последнего сна Фатхи приехал в Москву. Он выглядел плохо, сильно похудел, и у него появилась пер¬вая седина. К тому же его мучили сильные головные боли. У нас со¬стоялся долгий и неприятный разговор о будущем. Он даже хотел, чтобы я отдала ему сына. Потом, правда, свел это к шутке и, натол¬кнувшись на мою бурную реакцию, заявил, что был уверен в моем отказе. Во время разговора меня преследовало странное чувство нере¬альности происходящего. Я чувствовала себя следователем, кото¬рый допрашивает подозреваемого и только и ждет, когда тот "рас¬колется". Я не верила ни одному слову Фатхи, ни одному жесту. Я чувствовала страх, потому что не могла понять, с какой целью он обманывает меня. В его вранье нет никакой логики, никакого смыс¬ла. Я ловила себя на мысли, что боюсь его, так как не могу понять..." — 55 —
|