|
Как долго мы грезили о свободе... Казалось, когда "оковы тяж¬кие падут" и рухнут темницы, все стороны нашего бытия обретут состояние гармонии. Теперь мы пьем ее, вожделенную, большими глотками. Но с каждым глотком охватывает оторопь. Не был ли прав Пушкин, у которого есть такие строчки: "Шагнула дерзко за предел нас опьянившая свобода"... Губернатор, вообразивший себя ханом или главарем местной братвы. Ничем не ограниченные политические противостояния с черным пиаром, способным враз обрушить политическую карьеру недавнему лидеру экспертных реляций. Свобода предприниматель¬ства с ее мафиозными кошмарами. Ежедневные сообщения об от¬стрелах... Там оборвалась жизнь руководителя крупного индустри¬ального гиганта, а здесь послали пять пуль в голову специалиста по Кьеркегору ректору ГИТИСа. Чиновник, спокойно обсуждающий в служебном кабинете размеры предполагаемой взятки. Ректор ком¬мерческого вуза, "пекущий" международные дипломы и сертифи¬каты. Принудительное сексуальное просвещение в школе вместо изучения Байрона. Властитель дум редакционного коридора, бро¬сающий на газетной полосе глумливые слова по адресу нового пре¬зидента... Свобода казалась таким безупречным понятием, кристально ясным. И вдруг обнаружились размежевания — свобода и своево¬лие, свобода и бунт, свобода показная и фактическая. А главное — совсем непонятно, что делать с этим благословенным даром. Депу¬тат Госдумы г-н имярек предлагает немедленно вооружить населе¬ние. Он даже ссылается на опыт Америки, где кольт служит надеж¬ным гарантом спасения. Известный писательна страницах толсто¬го журнала рассуждает: "Если я не имею права убить, какой смысл i <торить о свободе?.." Мы осудили практику тоталитаризма. С горечью убедились и в i ом. что скороспелая свобода тоже может закрепостить человека. 11<>д видом демократии можно, оказывается, распоряжаться судь¬бами людей, обеспечить себе власть, уйти от ответственности. А ведь i к ?< ?; )то тот же самый "феномен своеволия", о котором так много пи-? ИЛИ русские философы. Своевольный индивид наших дней отказывается признать пра-|0, гели оно не выражает его вожделений. Он отвергает все, что не 24 25 Клиническая психология соответствует его собственным жизненным установкам. В социаль¬ной организации такому индивиду грезится только насилие над ним. В чужой нации он клеймит "странные" обычаи и "чужую" кровь. Грозят ли нам "оковы тяжкие"? Безусловно. Но опасность, как я думаю, вовсе не в укреплении порядка, государственности, ответ¬ственности, а в печальном опыте своеволия. В XX в. сделано весьма значительное социальное открытие: в основе тоталитарного обще¬ства лежит идея вседозволенности. Иначе говоря, любой деспотизм вырастает как логическое продолжение безбрежной свободы и вла¬столюбия. Своеволие растлевает все вокруг, выжигает почву, несет всеобщее уничтожение... — 17 —
|