|
Смена основного переживания, соответственно, разрушает архаическую картину мира, изменяются восприятие пространства, времени, собственного тела, основной тип познания мира, организации поведения, отношений с идеальными ценностями, высшими силами. Здесь прервалась "...тысячелетняя красота чувственно-материального космоса, и, только здесь мыслители перестали радоваться вечному круговороту вещества в природе и стали страдать о всеобщем космическом грехопадении" (Лосев А. Ф., 1991в), здесь разрушилось единство переживания Порядка - Красоты - Истины - Добра. Избрав как высшую ценность эмоциональную связь, сопереживание другому, человек неминуемо приходит к особому отношению к индивидуальной привязанности, а значит становится особенно чувствителен к бренности, индивидуальной смертности, т. е. отлучается от переживания бессмертия в теле рода. Отголоски переживания этой потери мы находим во многих преданиях, например, в собранных Д. Д. Фрэзером (1980) мифах Океании. Смертность человека объясняется несчастной случайностью или коварством Бога, изначально создавшего человека бессмертным. Однако, как уже отмечалось выше, существует и группа мифов, согласно которым человек сам отказывается от бессмертия ради сохранения индивидуальных отношений, т.к. родовых ему уже недостаточно. Так старуха, как обычно, когда приходит пора, меняет свое старое тело на новое, здоровое, и возвращается домой молодой, но дома ее не узнает ребенок. Он плачет и требует свою мать, и она идет за своим старым телом. С этого времени, согласно мифу, все люди становятся смертными. Иерархия находится вне мифологического сознания, объекты мира в нем рядоположены (Лотман Ю. М., Успенский Б. А., 1973). В средневековом сознании мир и его части получают нравственную окраску, и это меняет не только качество, преломляемая нравственным переживанием картина мира начинает двоиться, иерархически организовываться (Гуревич А. Я., 1984). И. Хейзинга (1988), анализируя особенности средневековой картины мира, говорит о ее зеркальности, а А. Я. Гуревич - о двуплановости: все в ней оценивается с точки зрения высших человеческих ценностей и находит свое абсолютное, истинное, значение в вечности. И. Хейзинга специально выделяет потребность средневекового сознания не просто в порядке, а в организации субординации, говорит о значении вертикальных связей в определении смысла происходящего. Для архаического, традиционного, сознания аффективный центр тяжести всегда лежит в прошлом, во "времени оно", когда был сотворен мир, и боги и герои дали человеку образцы поведения. Для человека нравственного сознания, которого мы отчетливо различаем в христианской традиции, этот центр находится в будущем, в вечности, когда в день Страшного суда каждый должен будет дать ответ на вопрос: следовал ли он ориентирам вечных общечеловеческих ценностей? Будущее, таким образом, активно определяет настоящее и даже прошлое. Так, переписка (подделка) документов, свидетельств, оформление завещания задним числом не считается в средневековой культуре преступлением, подлогом, если это преследует идеальные нравственные цели и, исправляя случайность, ошибку, служит богоугодному делу (Гуревич А. Я., 1984). — 157 —
|