80 лет одиночества

Этнография детства

Я не хочу ни мудрых изречений,

Ни пышных слов, ни выкладок ума.

Верни мне классы и урок черченья,

Игру в крокет и томики Дюма.

Рюрик Ивнев

Другое ответвление моей «молодежной» тематики – этнография детства. Еще в начале 1970 годов, заинтересовавшись, в связи с критикой «пеленочного детерминизма», историей русского детства, я обнаружил, что ею никто не занимался всерьез с дореволюционных времен. Сначала я надеялся, что пробел смогут восполнить историки педагогики, но эта иллюзия быстро рассеялась – они занимались главным образом историей вырванных из социального контекста педагогических теорий; история воспитания, не говоря уже о культуре детства, была для них слишком сложна. Потом думал о кооперации с литературоведами, советовался с Ираклием Андрониковым – ведь детские и юношеские годы наших классиков, за редкими исключениями, очень плохо изучены, – но это тоже оказалось организационно сложным. Тем не менее мне удалось, как уже было сказано, опубликовать русский перевод некоторых разделов классической книги Филиппа Арьеса, с которой начинается современная история детства, а затем и нескольких статей на эти темы. Так что молодой историк-русист, который увлекся бы этой проблемой, мог немедленно приступить к работе, не нуждаясь даже в знании иностранных языков.

Увы, ни молодых, ни старых историков-русистов, интересующихся тем, как воспитывали детей наши предки, в советское время не обнаружилось. Этнопедагогикой больше занимались в национальных республиках. Хотя тут не было никаких идеологических запретов, напротив – эта проблематика была и остается буквально золотым дном. Просто у историков России не было ни вкуса к социальной истории, ни необходимого для подобных занятий общенаучного кругозора, каким располагали, к примеру, востоковеды и медиевисты-западники.

Переход в Институт этнографии позволил мне поставить эту проблематику на другом, иноземном материале. Сотрудники сектора этнографии народов Зарубежной Азии, руководимого А. М. Решетовым, сами попросили меня составить общую концептуальную программу исследования, на основе которого были описаны – в основном, по литературным данным, но отчасти и по собственным наблюдениям ученых – традиционные формы воспитания детей и подростков у целого ряда больших и малых народов Восточной, Юго-Восточной, Южной и Передней Азии, а затем также Австралии, Океании и Индонезии. В первом из этих сборников (1983) я опубликовал большую историографическую статью, прослеживающую разные аспекты изучения культуры детства в гуманитарных и общественных науках. По той же программе, но на собственных, оригинальных полевых материалах сотрудники сектора народов Сибири провели исследование «Традиционное воспитание детей у народов Сибири» (1988), посвященное народной педагогике кетов, нганасан, ненцев, манси, нивхов, нанайцев, чукчей, коряков, тувинцев, теленгитов, якутов и хакасов.