|
И тут же неизвестно откуда появилось кресло, в которое и уселся Воланд. Публика притихла. Кулисы были забиты народом, кончившие свои номера артисты напирали друг на друга, и среди них виднелось бледное, хмурое лицо Римского. Дальнейшее поведение Воланда ещё более поразило публику. Развалившись в кресле, артист ничего не показывал, а оглядывал публику, машинально покручивая ухо любимого кота, приютившегося на ручке кресла. Наконец артист прервал молчание. – Скажи мне, рыцарь 38, – негромко осведомился он у клетчатого гаера, – так это и есть, стало быть, московское народонаселение. – Точно так, – почтительно ответил клетчатый. – Так, так, так… – загадочно протянул Воланд. – Давненько, давненько я не видел москвичей. Надо полагать, они сильно изменились. Город значительно изменился. Это я могу засвидетельствовать. Появились эти трамваи, автомобили… Публика внимательно слушала, полагая, что это прелюдия к фокусам. На лице у Мелузи мелькнуло выражение некоторого недоразумения, и он чуть приподнял брови. Он счёл нужным вмешаться. – Иностранный артист выражает своё восхищение Москвой, которая значительно выросла в техническом отношении, и москвичами, – заговорил сладко Мелузи, по профессиональной привычке потирая руки. Тут Воланд, клоун и кот повернули головы в сторону конферансье. – Разве я выразил восхищение? – спросил артист у клетчатого. – Нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали, – доложил клетчатый. – Так?.. – Просто он наврал, – пояснил клетчатый и обратился к Мелузи, прибавив: – Поздравляю вас соврамши. На галёрке кто-то рассмеялся, за кулисами разлилось недоумение. Мелузи вздрогнул. – Но меня, конечно, не столько интересуют эти автобусы, брюки, телефоны и прочая… – Мерзость! – подсказал клетчатый угодливо. – Спасибо, – сказал Воланд, – сколько более важный вопрос – изменились ли эти горожане психологически?.. Э? – Важнейший вопрос, сударь, – подтвердил и клетчатый. Римского, конферансье, артистов в кулисах охватило полнейшее недоумение, но, как бы угадав их чувства, артист молвил снисходительно: – Ну, мы заболтались, однако, а публика ждёт чудес белой магии. Фагот, покажите им что-нибудь простенькое. Зал шевельнулся, и тысячи четыре глаз сосредоточились именно на клетчатом. Тот щёлкнул пальцами, крикнул залихватски: – Три… четыре! И тотчас, поймав в воздухе атласную колоду карт, начал её тасовать. Колода развернулась сыплющейся лентой, а потом, фыркнув, перелетела через сцену и сложилась в лапе у кота. Тот немедля соскочил с кресла, стал на задние лапы, а передними стасовал колоду и выпустил её лентой в воздух. Колода с шелестом змеёй взвилась над головами, а затем клетчатый, раскрыв рот, как птенец, всю её, карту за картой, проглотил. — 55 —
|