– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт! Маргарита захохотала и оттолкнула стакан от себя. – Пейте смело! – сказал Воланд. Маргарита взяла стакан. – Нет, погодите, – заметил Воланд и сквозь свой стакан поглядел на Маргариту, причём той показалось, что красный далёкий огонёк сем… ещё раз благод… 226 в восхищении. – Потрясающе! Очарованы, влюблены, раздавлены! – орал Коровьев. – Гелла, садись! – приказал Воланд, – эта ночь предпраздничная у нас, – пояснил он Маргарите, – и мы держим себя попросту. – Вотр санте! – вскричал Коровьев, обращаясь к Маргарите. Маргарита глотнула, думая, что тут же ей и будет конец от спирту. Но ничего этого не произошло. Живительное тепло потекло по её животу, что-то стукнуло в затылок, она почувствовала волчий голод. Тут же перед ней оказалось золотое блюдце, и после первой же ложки икры тепло разлилось и по рукам и по ногам. Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирту, что все ахнули. Маргарита ела жадно, и всё казалось необыкновенно вкусным, да и в самом деле было необыкновенно вкусно. После второй стопки огни в канделябрах загорелись как будто поярче, в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала. Только сила и бодрость вливались в неё и постепенно затихал голод. Ей не хотелось спать, а мысли были не связанные между собою, но приятные. Кроме всего прочего смешил кот. Кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывал горчицей устрицу и посыпал её сахаром. – Ты ещё винограду положи, – говорила ему Гелла, – и сверху сам сядь. – Попрошу меня не учить, – огрызался Бегемот, – сиживал за столом, сиживал! – Ах, как приятно ужинать вот этак при огоньке камелька, запросто, – дребезжал Коровьев, – в интимном кругу… – Нет, Фагот, – возражал кот, – в бальном буфете имеется своя прелесть и размах! – Никакой прелести в этом нет, – сказал Воланд, – и менее всего её в этих тиграх, рёв которых едва не довёл меня до мигрени. – Слушаю, мессир, – сказал дерзкий кот, – если вы находите, что нет размаха, и я немедленно буду держаться того же мнения. – Ты у меня смотри, – ответил на это Воланд. – Я пошутил, – смиренно сказал кот, – что касается тигров, я велю их зажарить. – Тигров нельзя есть! – заметила Гелла. – Нельзя-с? Тогда прошу послушать, – оживился кот и, переселившись к камину с рюмочкой ликёру, жмурясь от удовольствия, рассказал, как однажды оказался в пустыне, где один-одинёшенек скитался девятнадцать дней и питался мясом убитого им тигра. Все с интересом слушали занимательное описание пустыни, а когда Бегемот кончил повесть, все хором воскликнули: «Враньё!» — 264 —
|