|
«Так-с, – подумал Берлиоз, – всё ясно. Приехал немец и тотчас спятил. Хорошенькая история!» Но Берлиоз был решителен и сообразителен. Ловко откинувшись назад, он замигал Ивану, и тот его понял. – Да, да, да, – заговорил Берлиоз, – возможно, всё возможно. А вещи ваши где, профессор, – вкрадчиво осведомился он, – в «Метрополе»? Вы где остановились? – Я – нигде! – ответил немец, тоскливо и дико блуждая глазами по Патриаршим Прудам. Он вдруг припал к потрясённому Берлиозу. – А где же вы будете жить? – спросил Берлиоз. – В вашей квартире, – интимно подмигнув здоровым глазом, шепнул немец. – Очень при… но… – А дьявола тоже нет? – плаксиво спросил немец и вцепился теперь в Ивана. – И дьявола… – Не противоречь… – шепнул Берлиоз. – Нету, нету никакого дьявола, – растерявшись, закричал Иван, – вот вцепился! Перестаньте психовать! Немец расхохотался так, что из липы вылетел воробей и пропал. – Ну, это уже положительно интересно! – заговорил он, сияя зелёным глазом. – Что же это у вас ничего нету! Христа нету, дьявола нету, папирос нету, Понтия Пилата, таксомотора нету… – Ничего, ничего, профессор, успокойтесь, всё уладится, всё будет, – бормотал Берлиоз, усаживая профессора назад на скамейку. – Вы, профессор, посидите с Бездомным, а я только на одну минуту сбегаю к телефону, звякну, тут одно безотлагательное дельце, а там мы вас и проводим, и проводим… План у Берлиоза был такой. Тотчас добраться до первого же телефона и сообщить куда следует, что приехавший из-за границы консультант-историк бродит по Патриаршим Прудам в явно ненормальном состоянии. Так вот, чтобы приняли меры, а то получится дурацкая и неприятная история. – Дельце? Хорошо. Но только умоляю вас, поверьте мне, что дьявол существует 13, – пылко просил немец, поглядывая исподлобья на Берлиоза. – Хорошо, хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково бормотал Берлиоз. – Ваня, ты посиди, – и, подмигнув, он устремился к выходу. И профессор тотчас как будто выздоровел. – Михаил Яковлевич! – звучно крикнул он вслед. – А? – Не дать ли вашему дяде телеграмму? – Да, да, хорошо… хорошо… – отозвался Берлиоз, но дрогнул и подумал: «Откуда он знает про дядю?» Впрочем, тут же мысль о дяде и вылетела у него из головы. И Берлиоз похолодел. С ближайшей к выходу скамейки поднялся навстречу редактору тот самый субъект, что недавно совсем соткался из жаркого зноя. Только сейчас он был уже не знойный, а обыкновенный плотский, настолько плотский, что Берлиоз отчётливо разглядел, что у него усишки, как куриные пёрышки, маленькие, иронические, как будто полупьяные глазки, жокейская шапочка двуцветная, а брючки клетчатые и необыкновенно противно подтянутые. — 23 —
|