|
– Почему бывшим? – Титул обременял его, – докладывал Коровьев, – и в настоящее время барон чувствует себя без него свободнее. – Ага. – Он звонил сегодня по телефону к вам и выражал восторг по поводу вашего вчерашнего выступления в театре и, когда узнал, что у вас сегодня вечер, выразил весьма умильно желание присутствовать на нём. – Воистину это верх безрассудства, – философски заметил хозяин. – Я того же мнения, – отозвался Коровьев и загадочно хихикнул. Такое же хихиканье послышалось в толпе придворных. – Когда он будет? – Он будет сию минуту, мессир, я слышу, как он топает лакированными туфлями в подъезде. – Потрудитесь приготовить всё, я приму его, – распорядился хозяин. Коровьев щёлкнул пальцами, и тотчас кровать исчезла, и комната преобразилась в гостиную 88. Сам хозяин оказался сидящим в кресле, а Маргарита увидела, что она уже в открытом платье и сидит она на диванчике, и пианино заиграло что-то сладенькое в соседней комнате, а гости оказались и в смокингах и во фраках, и на парадном ходе раздался короткий, как будто предсмертный, звонок. /XI. 33. Через мгновение бывший барон, улыбаясь, раскланивался направо и налево, показывая большой опыт в этом деле. Чистенький смокинг сидел на бароне очень хорошо, и, как верно угадал музыкальный Коровьев, он поскрипывал лакированными туфлями. Барон приложился к руке той самой рыжей, которая в голом виде встречала буфетчика, а сейчас была в платье, шаркнул ногой одному, другому и долго жал руку хозяину квартиры. Тут он повернулся, ища, с кем бы ещё поздороваться, и тут необыкновенные глазки барона, вечно полуприкрытые серыми веками, встретили Маргариту. Коровьев вывернулся из-за спины барона и пискнул: – Позвольте вас познакомить… – О, мы знакомы! – воскликнул барон, впиваясь глазами в Маргариту. И точно: барон Маргарите был известен 89; она видела его раза три в Большом театре на балете. Даже, помнится, разговаривала с ним в курилке. Маргарита почувствовала поцелуй в руку, а душа её наполнилась тревожным любопытством. Ей показалось, что что-то сейчас произойдёт, и очень страшное. Барон же уселся и завертел головой направо и налево, готовый разговаривать с полным непринуждением. И, однако, одного внимательного взгляда достаточно было, чтобы убедиться, что барон чувствует… /XI. 33. величайшее изумление. И поразили его две вещи: во-первых, резкий запах жжёной серы в гостиной, а главным образом, вид Коровьева. В самом деле! Среди лиц во фраках и смокингах и приличных хотя бы по первому взгляду дам поместился тип, который мог кого угодно сбить с панталыку. Одни гетры при кургузом пиджаке и пятно на животе чего стоили! Как ни гасил мышиный блеск своих бегающих глаз барон, он не мог скрыть того, что мучительно старается понять, кто такой Коровьев и как он попал к иностранцу. — 103 —
|