|
– Так, так… дай тебе бог… – Жена, позови писаря… А честного – защитить некому! Мужик очевидно был растроган сочувственными словами ходатая, и видно было, что брать с него можно сколько угодно. Антон Иванов только крякнул. Пришел писарь, старый подьячий со слезой в глазу; не глядя ни на кого, подвернул под локоть лист бумаги, припал к нему ухом и загудел пером, как локомотив, пускающийся в путь со свистом. Мужик рассказывал ему, в чем дело, а в комнату входил уже другой посетитель, пожилой чиновник во хмелю и в большом огорчении. Последовал вопрос: что вам угодно? – Да с места гонят!.. Штучка самая пустая… Ха-ха-ха, – заговорил проситель, стараясь быть развязным. – Двадцать лет служил честно, ну, и того… пожалуй, что этак без хлеба… хе-хе-хе… пустое дело! – Вы надеялись получить благодарность, а вместо того… – начал ходатай, впадая в искренний тон: – в наш век, кто имеет честь… да не желаете ли пива? Жена! Проситель не отказался. Ходатай наливал ему пиво и говорил: – Норовят всё для себя, но для других – извините! – мое почтение, да-с. – Я двадцать лет терпел, – заговорил проситель. – Двадцать лет – и что же? Из-за чего же?.. Помилуйте!.. Не более, как кружка баварского пива, и – нищий – господи боже мой!.. Что же это такое?.. Знаешь портерную, новую, из Петербурга?.. Ну, вот!.. Я ведь сам петербургский… Я до шестнадцати лет жил там… И кой-что видел… Помню – булочная была; не знаю, есть ли теперь?.. мы туда часто хаживали, была там… ну, да что!.. И на Крестовском и в Екатерингофе (проситель в унынии тряхнул головой и рукой)… Но, что называется, дышал, жил… как бы то ни было, а хорошо! Жил! Потом сюда, женился, дети… Знаешь жену?.. – Б-лагор-родная дама, – затянул было ходатай, кося глаза. – Благородная?.. – вопросительно произнес проситель, на мгновение остановившись, но тотчас же продолжал: – Ну – да это в сторону… И двадцать лет – понимаешь – безвыходно… Не имею прав – дети!.. Жену знаешь? – что это такое?.. Это, братец ты мой… Ну, все равно!.. Говорю по совести – потерял смысл человеческий, ум, все! Околел!.. А внизу у меня… заметь это – это очень важно, очень к делу, а внизу у меня помощник с семейством – квартира казенная, заметь это! Записал? Налей!.. Иван Дмитрич налил стакан, говоря: – Потому что у вас добрая душа, – вот что я вижу. – Погоди, погоди – не торопись! – выпив стакан залпом, остановил его чиновник. – Погоди, брат… Что дальше. Так ли, сяк ли, но прихожу я, понимаешь, к издыханию. Молю смерти, как утешения, как спасения! Только, братец ты мой, пошли эти чугунки, то, се, – гляжу: портерная петербургская – ба! думаю… Что, думаю… Что, думаю… Что такое? Какими судьбами?.. Зашел – в кармане двадцать копеек. Захожу: газеты, порядок – прелесть! Превосходно! Выпил кружку – пятачок, выпил другую – пятачок, отлично! читаю газету, сижу… наконец, чорт возьми, ведь, ей-богу, на душе легче! Что же? господи! Надо же ведь что-нибудь, ведь… — 243 —
|