|
– То-то, говорят, хорошо-то! Это сказала купчиха и вздохнула. Купец, ее супруг, только вздохнул и, не имея, вероятно, возможности выяснить свой вздох словами, обратился к кучеру с вопросом: – Это как деревня-то называется? – Не знаю. – Это – Красные Дворы, – ответил купец сам себе, ибо давно знал эти места, как свои пять пальцев. Мы молчали. – А что, господа, – сказал купец: – в котором часу в обители начало звону будет? – В полночь! – отвечали мы. – В полночь! – сказал купец. – Как чудесно! Купчиха вздохнула. Она ехала к угоднику от стрельбы в голове. – В полночь! – повторил купец. – Правда ли, нет ли, не знаю, сказывают, всенощная оканчивается в двенадцатом часу, а через час служение? – Не знаю, – сказал я. – Мы в первый раз. – Гм! В первый… Сказывают, дюже хорошо. – Говорят, что хорошо. – Хорошо! Купчиха, ударясь о косяк виском, вздохнула и перекрестилась. Разговор пресекся. Съестной взгляд на вещи не приличествовал купцу по его состоянию и положению, а насчет звону много не наговоришь. – Это какая деревня-то? – спросил он опять ямщика. – Не знаю! – отвечал тот. – Это Мымриха… Разговор было опять пресекся; но неожиданно враг попутал купца, и он произнес: – Тут воров теперича наползло – господи, боже мой! – Где именно? – А вокруг обители, страсть одна! Тут воры шатаются целыми табунами, из одной обители в другую так и переваливают. Меня раз как обчистили; дело было так… Начался длинный, длинный рассказ про воров, сразу ожививший нашу, до сих пор довольно натянутую, беседу. Сначала купец рассказал, как его обокрали у Митрофания; потом купчиха начала рассказывать про свояченицу, которую среди бела дня обокрали наиобразцовейшим образом. Интересны были не процессы кражи, а оживление, с которым шел этот разговор. Видно было, что купец ехал поразмять кости, засидевшиеся за прилавком, и отвести душу, одеревеневшую от постоянного сосредоточения на том, что «уступить нельзя» и «самим дороже». Мы так подружились, что купец предложил нам отправить жену в странноприимный дом, а сам хотел остаться с нами где-нибудь в трактире. – Всё чайку попьем! – сказал он. – Перекрестись! – дернула его за руку жена: – аль не видишь? – колодец святой! Купец снял шапку, перекрестился и сказал: – Право, попили бы, господа? Далее шел разговор о нынешних и старых временах. Сущность разговора была та, что теперь пошло в ход мошенничество, тогда как прежде его и слыхом не было будто бы слышно. — 188 —
|