|
– Здравствуй, любезный! – сказал барин. – Доброго здоровья, Гаврил Иваныч… Уж вы сделайте милость… – Я даю себе честное слово, что заказываю тебе в последний раз. – Воля ваша! – Я даю тебе хлеб, тебе же хочу сделать пользу, а ты… – Я бы всей душой! Голос хозяина возвышался; в передней поднялся крик, но портной был выпровожен без денег. – Право, свинья! – входя ко мне, в волнении проговорил хозяин. – Он очень нуждается, – сказал я. – Помилуйте, нуждается! Что такое? Подай, подай! У меня у самого крайность… Вот собираюсь детей везти к доктору, нужно лечить… Кроме того, жена давно скучает без шиньона: надо же и ей… Положим, что мы стеснены теперь в средствах, но мы горды… Надо же наконец! Я не отвечал, и хозяин скоро удалился. – Из крепированных волос… знаешь… легонький… – слышалось за стеной… – Что же!.. У Афанасьевой из крепированных? – Нет – у нее тяжел… – Живот!.. о-о! – запищал ребенок. – А ты не вертись! – сказала мать. – А? Право? Из крепированных… Это очень пушисто… Что ты вертишься, как на игле? Разбить хочешь чашку?.. И так уж перебили посуды… от этого и живот у тебя болит… Право… Из крепированных, а, Гаша? – Что ж… Люба просит жалованье… – глухим голосом прибавил муж. Жена несколько времени помолчала. – Она умеет только просить жалованье да бить посуду! – Вы мне позвольте хоть за два месяца… Мне мужу нужно; ему в деревню посылать… – сказала необыкновенно робко горничная: – Я за три месяца не получила… – Ты, матушка, – довольно храбро наступила на нее барыня, – прежде, чем считать, сколько тебе должны, подумай, кто будет отвечать за шинель, которую украли прошлого года! – Чем же я-то, господи, виновата? Кажется, вместе с вами из бани шли; барин сами отворили двери, я прошла, а за мной еще барин оставались… – Кто же у нас обязан смотреть за дверью – барин или горничная? скажите, пожалуйста!.. – Распотевши была… Распахнуться боялась – холодом обнесет. – Распотевши! Вот это мило! Тебе придет в голову запотеть – а тут хоть все вытащи, тебе и горя мало! Хоть стены одни оставь… Распотевши! Горничная молчала. – Нет, матушка, – сказала барыня: – я год целый спускала тебе эту шинель… Мы не миллионеры… Шинель стоит шестьдесят рублей!.. Я могу тебе отдать за три месяца – изволь; только ты завтра же через мирового отдашь мне шестьдесят, она с бобровым воротником… Теперь, матушка, в одну минуту взыскивают. — 261 —
|