|
– Так уж, милая Танечка, я у вас буду опять! – Ах нет, нет. – Буду, буду-с!.. Непременно-с!.. К пяти или к шести часам в четверг… Поедем, погуляем! – Что вы! что вы! – закричали все девушки. – Непре-мен-но-с! К шести часам! Барин скрылся. Танечка, да вообще весь швейный мир решительно не знали, что подумать об этом и что тут делать. Самое вероятное было то, что храбрая Татьяна начала бояться незнакомого господина, как барина. Акулина не могла ничего присоветовать. Сказать хозяйке – та не поймет, в чем дело, разорется, подумает бог знает что и изобьет. Я присоветовал прогнать – все возопили. – Он-те прогонит! – говорила Танечка. Целую неделю вплоть до четверга она ходила в каком-то забытьи, в лихорадке. Я старался ее разуверить, что барин не приедет и не посмеет ничего сделать, и Танечка немного успокоилась. Пришел четверг. Пробило шесть часов – барина не было. Я ушел из дому в полной уверенности, что он не будет совсем, потому что, в самом деле, не мог себе представить, чтобы на белому свете мог существовать подобный наглец. Вечером, однако, я узнал следующее. По уходе моем Танечка была совершенно спокойна. Она вместе с другими сидела в кухне и пела песни, на дворе шел дождь. – Не придет! – говорили все. Вдруг дверь отворилась, и барин – мокрый, с зонтиком – вошел в кухню. Все обомлели в буквальном смысле слова. Закоченели, замерли. – Готова? – спросил барин. Татьяна была бледна, как полотно. Она так испугалась «барина», что не нашла против его требований никакого возражения. Она вдруг почувствовала себя во власти этого «барина», крепостной страх охватил ее, и она едва-едва пролепетала:. – Башмаков… нету! – Так дайте же кто-нибудь башмаки! Эй ты, дай ей башмаки! – Авдотья, дай! – шопотом приказала Акулина, решительно не понимавшая, что делается кругом. Танечка, не помня, что делает, торопливо надевала башмаки. – Это несносно! – горячился барин. – Дайте же ей чем-нибудь накрыться… Это чорт знает что такое!.. Лошадь ждет!.. Дайте хоть платок! Мигом принесли всё; Танечка сама торопливо укуталась; а Акулина, также вся охваченная атмосферою крепостных преданий, проворно выговорила с угодливостью рабыни: – Готова-с! Барин с сердцем толкнул дверь, вывел Танечку за руку и скрылся. Все были поражены и решительно не могли ничего сообразить. Я воротился часов в одиннадцать ночи. В кухне против обыкновения был огонь. Все швеи сидели вокруг стола и молча смотрели на Татьяну, которая была вся в слезах. — 229 —
|