|
В эту пору неприятно было ее видеть. За этим, как кажется, плачевным окончанием Дуняшиной жизни последовало новое, глубоко печальное событие. В одно утро, уже часу во втором дня, на двор с грохотом влетела пролетка, и скоро в кухню вбежал трактирный половой в чуйке. – Здесь девица? – шопотом спросил он. – Ты от кого? – спросила в свою очередь Акулина. – Из трактира «Ростов»… Здесь, через Анну Филипповну, рекомендовали одному купцу даму – Соломониду?.. – Здесь… – Пожалуйте. Они требуют… Так как они желают их для услужения… Опять же деньги получены… – Половину денег получили… только; где же остальные? – На месте-с! Разговор этот происходил шопотом; но я слышал его, стоя на лестнице и приготовляясь отнести в кухню графин. Все, что только услышал я, испугало меня. Очевидно было, что Соломонида была «продана» и – что особенно горько – желала быть проданной; я теперь только уяснил себе «шопот» между нею и Акулиной, и этот шопот теперь выяснился мне как спокойный, торговый разговор. Я тотчас же отправился в залу, чтобы объяснить Марье Петровне все, что у нее делается. Марья Петровна была любезна сверх сил. Я надеялся высказать ей много, как неожиданно раздался опять звонок, и спустя несколько минут явился управляющий. Марья Петровна встретила его с обычной восхитительной улыбкой; но управляющий, к удивлению ее, не улыбался, даже не поклонился, а прямо подошел к ней и с сердцем сказал: – Извольте выехать немедленно с квартиры!.. – Однако, вы говорите дерзости… – Я терпел-с; был снисходителен… Но мера из границ вышла… Извольте выехать… Долг взыщут чрез полицию. Хозяйка сидела бледная и дрожала от негодования. – Кроме того, у вас… у мастериц развиваются болезни… Господин доктор! Из передней выступил полицейский доктор. Начался общий плач. В самом деле, следы заразительной болезни были очевидны. Даже у маленькой Ани голова была в струпьях. Удар для всех был неожиданный. Девушки, узнав, что их будут «требовать» к доктору и после этого первого визита, – бросились к матерям, у кого последние жили в Москве. Явились матери и отцы, начались слезы, ругательства, проклятия. Ссора и плач стояли по всей нашей квартире. К довершению всех бед хозяин, пьяный, разбил голову, и его принуждены были свезти в больницу… Купчиха-вдова, узнав, что делается в заведении Марьи Петровны, боялась принимать ее к себе. Марья Петровна рыдала. С квартиры гнали с удивительной настойчивостью. Не было сил жить в этом омуте. Я переехал. — 231 —
|