|
Он мог перечислить всех лучших бойцов лет за двенадцать поименно, мог припомнить наиболее громадные битвы и кровопролития. Словом, Иван Абрамыч был старожилом кулачных боев города N и совмещал в своей голове всю историю их. В настоящую пору он протежирует Салищеву, приписывая только себе возможность понимания этой удивительной натуры, которая имеет странную привычку дрожать и бледнеть не только перед дракой, но и перед курицей. Любопытно и омерзительно видеть, каким образом Иван Абрамыч откапывает в этой кроткой натуре зверские и буйные свойства. При появлении его в горнице спор из-за собаки орловского портного затих. Иван Абрамыч, пыхтя и отдуваясь, прошел прямо к столу, тяжело опустился на стул, снял картуз и вытер совершенно лысый лоб и темя платком. Пока шло пыхтенье и оханье мецената боев, публика старалась сохранять тишину. – Квасу! – хрипло проговорил Иван Абрамыч. Явился квас. – Да посвежее, черти! Что ты мне помои-то тычешь? Где Петр? Позови Петра… – Здесь-с! – Дай, братец, квасу… Чорт знает что такое! Со льдом, льду побольше! Поживей! Петр исчез. – Льду! – гаркнул ему вслед меценат. – Да где же Коська? – Он здеся-с! Константин! Салищев! Зовут! – высовывая голову в окно, крикнуло несколько человек. Явился Салищев. Физиономия его была болезненно утомлена. Он неуклюже и робко поклонился своему патрону и стал у притолоки, повертывая в руках свою шапку. – А-а! – отрывая губы от ковша с ледяным квасом, простонал Иван Абрамыч и снова впился в прохладительный напиток. Наконец меценат оставил квас, крякнул, перевел дух и, после некоторого упорного молчания, проговорил: – Кто твой супостат-то? – Галкин-с, – ученическим тоном отвечал Салищев. – А-а! Ну, что же ты, как думаешь? – Да что же! дело божье! – Справедливо!.. На враги же победу и одоление… Так!.. – Как бы его Галкин ноне не тово? – проговорил кто-то. Салищев и меценат встрепенулись одинаково. – Это еще почему?.. – сердито спросил последний. – Да больно робок! ишь «прижукнулся»… – Прижукнулся? Как тебя звать-то? – Семеном-с. – Дурак, брат, ты, Семен!.. Ничего ты не понимаешь! Все вы ни аза в Салищеве не понимаете, у него особый дух! Дубье стоеросовое! Прижукнулся!.. А вот мы тебе покажем, как он прижукнулся-то!.. Петр! Где Петр? – Здесь-с! Я здесь-с, Иван Абрамыч… – Налей его! – полушопотом прохрипел меценат, кивнув на Салищева… Сии загадочные слова изображали собою только то, что целовальник обязан был «налить» Салищева водкой насколько возможно полнее. — 163 —
|