|
– Семен Иваныч? – Я! Хрипушин отскочил в сторону, вытаращив глаза. – Вы? женились? – Я, я! Чего ты ощетинился-то?.. Пойдем-ко! Какая жена-то! Хрипушин долго не мог опомниться. Семен Иваныч, идя рядом с медиком, рассказывал ему историю женитьбы и жены. Она была дочь одного однодворца, оставившего после смерти сорок десятин земли в приданое двум дочерям; одной из них было в то время двадцать четыре года, другой – шестнадцать; первая была крайне безобразна лицом и только пугала женихов, вследствие чего заслужила ненависть матери. Умирая, отец начертал в духовном завещании, в видах обеспечения старшей дочери, следующее: «Младшая может выйти только тогда, когда выйдет старшая, в противном случае она лишается двадцати десятин земли, а старшей достаются все сорок». Отец думал, что подобным маневром он не заставит старшую дочь сидеть в девках, потому что если она оттолкнет жениха физиономией, то притянет его землей. Младшая же может выйти и по любви: она молода и недурна. Но этот маневр на деле осуществился иначе: старшая дочь была до того безобразна, что никакие сорок десятин не могли победить отвращения женихов; младшую же не брали, боясь остаться совсем без земли, что не было особенно привлекательно. Из всего этого вышло то, что, кроме отвращения и злобы матери, на Марью (старшую дочь) обрушилось отвращение и злоба молоденькой сестры. Старой девой помыкали, как тряпкой; ей не было покою ни днем ни ночью от упреков матери и сестры. Чтобы хоть как-нибудь победить отвращение и презрение родных, Марья работала за семерых: мыла полы, стирала белье, ставила самовары, доила коров и проч. Но и это не спасало ее от семейного презрения. В таком виде предстала она глазам Семена Иваныча. Когда Толоконников, рассказывая историю женитьбы, дошел до изображения достоинств жены, то остановился на тротуаре и громко вокликнул над самым ухом Хрипушина: – Так настращена, так настращена, боже защити! Медик робко поглядел на Семена Иваныча и увидел, что ответить надо так: – Что ж? Слава богу!.. – То есть вот как: ни-ни-ни! – Слава богу! – повторил Хрипушин. – Ей-ей! Затем, в доказательство «настращенности» жены, Семен Иваныч рассказал, что во все время его сватовства теперешняя жена его целовала у него руки. – Позвольте попросить у вас воды, скажешь иной раз ей, – рассказывал Толоконников. – Тую же минуту несет воду и чмок в руку!.. Каково? – Чудесно! – бормотал Хрипушин. Скоро они пришли к воротам квартиры Семена Иваныча – Иван Алексеев! – сказал он шепотом, держась за кольцо калитки, – ты погляди-ко вот, что я тебе говорил… как напугана-то!.. — 129 —
|