|
– Прасковья! а Прасковья! Кухарка оглянулась. – Здорово! – Здравствуй! Семен Иванович радовался, что так благополучно началось. – Что же, Прасковья, муж-то у тебя дома? – На войне! – А-а… Его, поди, уж убили? – Когда бы господь дал! – Вот как?.. Ты, Прасковья, если хочешь, я узнаю: жив он или нет. – О? – Ей-богу… у меня заведены этакие книги… что угодно… Ты вот что- ты зайди ко мне в комнату, на минуточку… – Чего еще? – Ей-богу… Ты чего боишься? Слава богу, я не какой-нибудь! Мы бы с тобою вместе поглядели в книге-то… а? Прасковья?.. – Где такая книга? Семен Иванович показал ей в окно какую-то книгу. – Видишь? Тут все: кто убит, кто ранен… все… Прасковья?.. – Ну-кося погляди: Иван из Яковлевского… – Да ты иди сюда… – Эва! – Вот захотела- на улице разговаривать… Ты иди сюда! Кухарка подозрительно посмотрела кругом и потом нерешительно произнесла: – Ну, гляди: обманешь, не жить тебе… – Иди! Иди! Кухарка медленно поднялась с сиденья и пошла. Каким победным и сияющим взглядом посмотрел Семен Иванович на соседских кучеров. XII. Семен Иванович знакомится с семейством ПретерпеевыхСемейство Претерпеевых обратило на себя внимание Семена Ивановича по тем же причинам, по каким слова кухарки, величавшей его помещиком и богатырем, доставляли ему высокое наслаждение. Встретив их в церкви, он заметил, что его пристальные взгляды на них производят надлежащее действиеодна из дочерей Авдотьи Карповны тоже начинает поглядывать на него; затем между дочерью и матерью происходит какое-то шептанье, после которого они обе вместе взглядывают на Семена Ивановича… Все это говорило герою моему, что говорят о нем. Скоро Семен Иванович мог убедиться, что об нем не только думают, но даже боятся: после посылки воза капусты Претерпеевы не могли глядеть на благодетеля иначе, как с благоговением. Дальнейшие посылки сахару, чаю и проч. окончательно убедили его в безграничной преданности Претерпеевых: после того, как был сделан последний подарок в форме телячьей ноги и когда Авдотья известила благодетеля о том восторге, который произошел, когда узнали имя неизвестного благотворителя, Семен Иванович впал в какое-то сладостное забытье: сама Олимпиада Артамоновна, известная в растеряевской Палестине за девицу высокопросвещенную и гордую, и та, по словам Авдотьи, пылала к нему беспредельным благоговением. Чего же еще? Семен Иванович был истинно счастлив. В один вечер прилив доброты и снисходительности к человечеству в нем был так велик, что все живые существа того дома, где жил он, были изумлены не на шутку: Семен Иваныч отпускал каламбуры, шутил, вместо двух кусков сахару отпустил Авдотье целую горсть, без счету. В довершение восторга Семена Иваныча церемонная Прасковья решилась наконец напиться у него чаю, после которого и хозяин и гостья уселись играть в карты. В комнате громко раздавались слова: «ходи!», «сдавай!», «держись, иду пятеркой». — 119 —
|