|
– Во-первых, это меня нисколько не удивляет, – перебила Марья Николаевна, – предрассудков и у меня нет. Я сама дочь мужика. А? что, взяли? Меня удивляет и радует то, что вот человек не боится любить. Ведь вы ее любите? – Да. – Она очень хороша собою? Санина слегка покоробило от этого последнего вопроса… Однако отступать уже не приходилось. – Вы знаете, Марья Николаевна, – начал он, – всякому человеку лицо его возлюбленной кажется лучше всех других; но моя невеста – действительно красавица. – В самом деле? В каком роде? итальянском? античном? – Да; у ней очень правильные черты. – С вами нет ее портрета? – Нет. (В то время о фотографиях еще помину не было. Дагерротипы едва стали распространяться.*) – Как ее зовут? – Ее имя – Джемма. – А ваше – как? – Димитрий. – По отчеству? – Павлович. – Знаете что, – проговорила Марья Николаевна всё тем же медлительным голосом, – вы мне очень нравитесь, Дмитрий Павлович. Вы, должно быть, хороший человек. Дайте-ка мне вашу руку. Будемте приятелями. Она крепко пожала его руку своими красивыми, белыми, сильными пальцами. Ее рука была немногим меньше его руки – но гораздо теплей и глаже, и мягче, и жизненней. – Только знаете, что мне приходит в голову? – Что? – Вы не рассердитесь? Нет? Она, вы говорите, ваша невеста. Но разве… разве это непременно было нужно? Санин нахмурился. – Я вас не понимаю, Марья Николаевна. Марья Николаевна засмеялась тихохонько и, встряхнув головою, откинула назад падавшие ей на щеки волосы. – Решительно – он прелесть, – промолвила она не то задумчиво, не то рассеянно. – Рыцарь! Подите верьте после этого людям, которые утверждают, что идеалисты все перевелись! Марья Николаевна всё время говорила по-русски удивительно чистым, прямо московским языком – народного, не дворянского пошиба. – Вы, наверное, дома воспитывались, в старозаветном, богобоязненном семействе? – спросила она. – Вы какой губернии? – Тульской. – Ну, так мы однокорытники. Мой отец… Ведь вам известно, кто был мой отец? – Да, известно. – Он в Туле родился… Туляк был. Ну, хорошо… (Это «хорошо» Марья Николаевна уже с намерением выговорила совсем по-мещанскому – вот так: хершо?о.) Ну давайте же теперь за дело примемся. – То есть… как же это так за дело приняться? Что вам угодно этим сказать? Марья Николаевна прищурилась. – Да вы зачем сюда приехали? (Когда она щурила глаза, выражение их становилось очень ласковым и немного насмешливым; когда же она раскрывала их во всю величину – в их светлом, почти холодном блеске проступало что-то недоброе… что-то угрожающее. Особенную красоту придавали ее глазам ее брови, густые, немного надвинутые, настоящие соболиные.) Вы хотите, чтобы я у вас купила имение? Вам нужны деньги для вашего бракосочетания? Не так ли? — 233 —
|