|
Офицер был, сколько я заметил, немного на?веселе. – Вам Теглев ничего не сказал? – спросил я. – Как же! Я ему говорю: «Брат, здорово!» – а он мне: «Прощай, брат!» – «Как прощай! Почему прощай?» – «Да я, говорит, хочу с’час застрелиться из пистолета». Чудак! У меня дух захватило. – Вы говорите, он вам сказал… – Чудак! – повторил офицер и поплелся от меня прочь. Не успел я еще прийти в себя от заявления офицера – как мое собственное имя, несколько раз с усилием выкрикнутое, поразило мой слух. Я узнал голос Семена. Я отозвался… Он подошел ко мне. XVI– Ну что? – спросил я его. – Нашел ты Илью Степаныча? – Нашел-с. – Где? – А тут, недалече. – Как же ты… нашел его? Он жив? – Помилуйте – я с ними разговаривал. (У меня от сердца отлегло.) Сидят под березкой, в шинели… и ничего. Я им докладываю: пожалуйте, мол, Илья Степаныч, на квартиру; Александр Васильич оченно о вас беспокоятся. А они мне говорят: охота ему беспокоиться! Я на чистом воздухе быть желаю. У меня голова болит. Ступай, мол, домой. А я приду после. – И ты ушел! – воскликнул я и всплеснул руками. – А то как же-с? Приказали идти… как же я останусь? Все мои страхи ко мне вернулись разом. – Сию минуту веди меня к нему – слышишь? Сию минуту! Ах, Семен, Семен, не ожидал я этого от тебя! Ты говоришь, он недалеко отсюда? – Близехонько, вот где роща началась, – тут и сидят. От речки – от берегу – сажени с две, не больше. Я по речке их и нашел. – Ну веди, веди! Семен отправился вперед. – Вот извольте, пожалуйте… Только к речке спуститься – а там сейчас… Но вместо того, чтобы спуститься к речке, мы зашли в какую-то ложбину и очутились перед пустым сарайчиком… – Э! стой! – воскликнул вдруг Семен. – Это я, знать, вправо забрал… Надо будет сюда, полевее… Мы пошли полевее – и попали в такой густой бурьян, что едва могли выбраться… Сколько я помнил, вблизи нашей деревни и не было нигде такого сплошного бурьяна. А там вдруг болото захлюпало у нас под ногами, показались круглые моховые кочки, которых я тоже никогда не видал… Мы пошли назад – перед нами вырос крутой холмик, а на холмике стоит шалаш и в нем храпит кто-то. Мы с Семеном несколько раз крикнули в шалаш: что-то заворочалось в его глубине, затрещала солома – и хриплый голос произнес: кар-раул-лю! Мы опять назад… Поле, поле, бесконечное поле… Я готов был заплакать… Вспомнились мне слова шута в «Короле Лире»: «Эта ночь нас всех с ума сведет, наконец…»* — 165 —
|