|
В то же время некоторые варианты чернового автографа являются дополнительными подтверждениями того, что члены губаревского кружка не были связаны общей идеей и не отдавали себе отчета о целях и задачах их совместных сборищ. Имея в виду дискуссии в салоне Губарева, Тургенев там после слов: «… Бамбаев, из уважения к хозяину, рассказывал что-то вполголоса» (с. 265) писал: «Беседа продолжалась довольно долго и всё в том же роде – в роде какого-то напряженного барахтанья в пустоте и в полутьме!» Размышление Литвинова о том, что увлечение естественными науками – временное явление («ветер переменится, дым хлынет в другую сторону»), в черновом автографе сопровождалось замечанием автора, что уменьшение числа студентов в Гейдельберге, которое он предсказывал, нельзя объяснить правительственными мерами. В наброске «К Потугину» Тургенев записал: «Сплетня – главный характер нашего русского современного общества» (с. 514), а в «Воспоминаниях о Белинском» (1869) пояснил причину живучести этого явления: «Сплетня и до сих пор не совсем утратила свое значение, исчезнет она только в лучах полной гласности и свободы». Сплетни привлекали внимание Тургенева, с одной стороны, потому, что, действительно, в эмигрантских кругах точная информация зачастую подменялась ложными «слухами», а с другой – потому, что он сам страдал от распространявшихся на его счет сплетен[287]. Комментаторы «Дыма» уже отмечали, что, вкладывая в уста Суханчиковой передачу сплетен о Тентелееве, Тургенев имел в виду вымышленные истории, рассказывавшиеся за границей о нем самом (Т, Сочинения, т. 9, с. 424). Обе реплики о Тентелееве: о том, как Тентелеев просил графиню Блазенкрамф «заступиться», и о встрече с Бичер-Стоу (с. 262) являются позднейшими вставками, сделанными на полях чернового автографа. При этом в черновом автографе – там, где рассказывается сплетня, связанная с «процессом 32-х» (об этом см. письмо Тургенева Герцену от 21 марта (2 апреля) 1864 г.), вместо: «Спасите, заступитесь» (с. 262) было «„Спасите, спасите!“ – а прежде как либеральничал!». Аналогичный эпизод рассказал Тургеневу в письме из Женевы от 18 (30) октября 1865 г. М. В. Авдеев: «… один господин спросил меня здесь (и эту новость он вывез из Петербурга): „Правда ли, что Тургеневу правительство предлагало в награду за „Отцов и детей“ деньги?“ (Ему, вероятно, совестно было сказать, что Вы взяли их.) Я на это отвечал ему вопросом „за что предлагали? за то ли, что Тургенев дурно, или за то, что Тургенев хорошо отозвался о молодом поколении, так как это вопрос спорный между самой молодежью“. И действительно, прежде, нежели он отвечал мне, двое заспорили…» (Т сб, вып. 1, с. 409). — 378 —
|