|
– Здравствуйте, Лизавета Михайловна, – сказал он громко, с насильственной развязностью, – можно вас проводить? Она ничего не сказала; он отправился с ней рядом. – Довольны вы мной? – спросил он ее, понизив голос. – Вы слышали, что вчера произошло? – Да, да, – проговорила она шёпотом, – это хорошо. И она пошла еще быстрей. – Вы довольны? Лиза только головой кивнула. – Федор Иваныч, – начала она спокойным, но слабым голосом, – я хотела вас просить: не ходите больше к нам, уезжайте поскорей; мы можем после увидеться – когда-нибудь, через год. А теперь сделайте это для меня; исполните мою просьбу, ради бога. – Я вам во всем готов повиноваться, Лизавета Михайловна; но неужели мы так должны расстаться: неужели вы мне не скажете ни одного слова?… – Федор Иваныч, вот вы теперь идете возле меня… А уж вы так далеко, далеко от меня. И не вы одни, а… – Договаривайте, прошу вас! – воскликнул Лаврецкий, – что вы хотите сказать? – Вы услышите, может быть… но что бы ни было, забудьте… нет, не забывайте меня, помните обо мне. – Мне вас забыть… – Довольно, прощайте. Не идите за мной. – Лиза, – начал было Лаврецкий… – Прощайте, прощайте! – повторила она, еще ниже спустила вуаль и почти бегом пустилась вперед. Лаврецкий посмотрел ей вслед и, понурив голову, отправился назад по улице. Он наткнулся на Лемма, который тоже шел, надвинув шляпу на нос и глядя себе под ноги. Они молча посмотрели друг на друга. – Ну, что скажете? – проговорил наконец Лаврецкий. – Что я скажу? – угрюмо возразил Лемм. – Ничего я не скажу. Всё умерло, и мы умерли (Alles ist todt, und wir sind todt). Ведь вам направо идти? – Направо. – А мне налево. Прощайте. На следующее утро Федор Иваныч с женою отправился в Лаврики. Она ехала впереди в карете, с Адой и с Жюстиной; он сзади – в тарантасе. Хорошенькая девочка всё время дороги не отходила от окна кареты; она удивлялась всему: мужикам, бабам, избам, колодцам, дугам, колокольчикам и множеству грачей; Жюстина разделяла ее удивление; Варвара Павловна смеялась их замечаниям и восклицаниям. Она была в духе; перед отъездом из города О… она имела объяснение с своим мужем. – Я понимаю ваше положение, – сказала она ему, – и он, по выражению ее умных глаз, мог заключить, что она понимала его положение вполне, – но вы отдадите мне хоть ту справедливость, что со мной легко живется; я не стану вам навязываться, стеснять вас; я хотела обеспечить будущность Ады; больше мне ничего не нужно. — 88 —
|