|
– Я Лаврецкий, – промолвил гость. Дружный крик раздался ему в ответ – и не потому, чтобы вся эта молодежь очень обрадовалась приезду отдаленного, почти забытого родственника, а просто потому, что она готова была шуметь и радоваться при всяком удобном случае. Лаврецкого тотчас окружили: Леночка, как старинная знакомая, первая назвала себя, уверила его, что еще бы немножко – и она непременно его бы узнала, и представила ему всё остальное общество, называя каждого, даже жениха своего, уменьшительными именами. Вся толпа двинулась через столовую в гостиную. Обои в обеих комнатах были другие, но мебель уцелела; Лаврецкий узнал фортепьяно; даже пяльцы у окна стояли те же, в том же положении – и чуть ли не с тем же неконченным шитьем, как восемь лет тому назад. Его усадили на покойное кресло; все чинно уселись вокруг него. Вопросы, восклицания, рассказы посыпались наперерыв. – А давно мы вас не видали, – наивно заметила Леночка, – и Варвару Павловну тоже не видали. – Еще бы! – поспешно подхватил ее брат. – Я тебя в Петербург увез, а Федор Иваныч всё жил в деревне. – Да, ведь с тех пор и мамаша скончалась. – И Марфа Тимофеевна, – промолвила Шурочка. – И Настасья Карповна, – возразила Леночка, – и мосье Лемм… – Как? и Лемм умер? – спросил Лаврецкий. – Да, – отвечал молодой Калитин, – он уехал отсюда в Одессу; говорят, кто-то его туда сманил; там он и скончался. – Вы не знаете, музыки после него не осталось? – Не знаю; едва ли. Все замолкли и переглянулись. Облачко печали налетело на все молодые лица. – А Матроска жив, – заговорила вдруг Леночка. – И Гедеоновский жив, – прибавил ее брат. При имени Гедеоновского разом грянул дружный смех. – Да, он жив и лжет по-прежнему, – продолжал сын Марьи Дмитриевны, – и вообразите, вот эта егоза (он указал на институтку, сестру своей жены) вчера ему перцу в табакерку насыпала. – Как он чихал! – воскликнула Леночка, – и снова зазвенел неудержимый смех. – Мы о Лизе недавно имели вести, – промолвил молодой Калитин, – и опять кругом всё притихла, – ей хорошо, здоровье ее теперь поправляется понемногу. – Она всё в той же обители? – спросил не без усилия Лаврецкий. – Всё в той же. – Она к вам пишет? – Нет, никогда; к нам через людей вести доходят. – Сделалось внезапное, глубокое молчанье; вот «тихий ангел пролетел», – подумали все. — 93 —
|