– Наказаны, – проговорил Лаврецкий. – За что же вы-то наказаны? Лиза подняла на него свои глаза. Ни горя, ни тревоги они не выражали; они казались меньше и тусклей. Лицо ее было бледно; слегка раскрытые губы тоже побледнели. Сердце в Лаврецком дрогнуло от жалости и любви. – Вы мне написали: всё кончено, – прошептал он, – да, всё кончено – прежде чем началось. – Это всё надо забыть, – проговорила Лиза, – я рада, что вы пришли; я хотела вам написать, но этак лучше. Только надо скорее пользоваться этими минутами. Нам обоим остается исполнить наш долг. Вы, Федор Иваныч, должны примириться с вашей женой. – Лиза! – Я вас прошу об этом; этим одним можно загладить… всё, что было. Вы подумаете – и не откажете мне. – Лиза, ради бога, вы требуете невозможного. Я готов сделать всё, что вы прикажете; но теперь примириться с нею!.. Я согласен на всё, я всё забыл; но не могу же я заставить свое сердце… Помилуйте, это жестоко! – Я не требую от вас… того, что вы говорите; не живите с ней, если вы не можете; но примиритесь, – возразила Лиза и снова занесла руку на глаза. – Вспомните вашу дочку; сделайте это для меня. – Хорошо, – проговорил сквозь зубы Лаврецкий, – это я сделаю, положим; этим я исполню свой долг. Ну, а вы – в чем же ваш долг состоит? – Про это я знаю. Лаврецкий вдруг встрепенулся. – Уж не собираетесь ли вы выйти за Паншина? – спросил он. Лиза чуть заметно улыбнулась. – О нет! – промолвила она. – Ах, Лиза, Лиза! – воскликнул Лаврецкий, – как бы мы могли быть счастливы! Лиза опять взглянула на него. – Теперь вы сами видите, Федор Иваныч, что счастье зависит не от нас, а от бога. – Да, потому что вы… Дверь из соседней комнаты быстро растворилась, и Марфа Тимофеевна вошла с чепцом в руке. – Насилу нашла, – сказала она, становясь между Лаврецким и Лизой. – Сама его заложила. Вот что значит старость-то, беда! А впрочем, и молодость не лучше. Что, ты сам с женой в Лаврики поедешь? – прибавила она, оборотясь к Федору Иванычу. – С нею в Лаврики? я? Не знаю, – промолвил он, погодя немного. – Ты вниз не сойдешь? – Сегодня – нет. – Ну, хорошо, как знаешь; а тебе, Лиза, я думаю, надо бы вниз пойти. Ах, батюшки-светы, я и забыла снегирю корму насыпать. Да вот постойте, я сейчас… И Марфа Тимофеевна выбежала, не надев чепца. Лаврецкий быстро подошел к Лизе. – Лиза, – начал он умоляющим голосом, – мы расстаемся навсегда, сердце мое разрывается, – дайте мне вашу руку на прощание. — 82 —
|