– Да; и деньги-то небольшие. А вы что полагали? – И вы для таких пустяков за шестьдесят верст ездили? Три дня потеряли? – То не пустяки, Елена Николаевна, когда свои земляки замешаны. Тут отказаться грех. Вы вот, я вижу, даже щенкам не отказываете в помощи, и я вас хвалю за это. А что я время-то потерял, это не беда, потом наверстаю. Наше время не нам принадлежит. – Кому же? – А всем, кому в нас нужда. Я вам всё это так сбухта-барахта рассказал, потому что я дорожу вашим мнением. Я воображаю, как Андрей Петрович вас удивил! – Вы дорожите моим мнением, – проговорила Елена вполголоса, – почему? Инсаров опять улыбнулся. – Потому что вы хорошая барышня, не аристократка… вот и всё. Настало небольшое молчание. – Дмитрий Никанорович, – сказала Елена, – знаете ли вы, что вы в первый раз со мной так откровенны? – Как так? Мне кажется, я всегда говорил вам всё, что думал. – Нет, это в первый раз, и я очень этому рада, и я тоже хочу быть откровенною с вами. Можно? Инсаров засмеялся и сказал: – Можно. – Предваряю вас, что я очень любопытна. – Ничего, говорите. – Мне Андрей Петрович много рассказывал о вашей жизни, о вашей молодости. Мне известно одно обстоятельство, одно ужасное обстоятельство… Я знаю, что вы ездили потом к себе на родину… Не отвечайте мне, ради бога, если мой вопрос вам покажется нескромным, но меня мучит одна мысль… Скажите, встретились ли вы с тем человеком… Дыхание захватило у Елены. Ей стало и стыдно и страшно своей смелости. Инсаров глядел на нее пристально, слегка прищурив глаза и трогая пальцами подбородок» – Елена Николаевна, – начал он наконец, и голос его был тише обыкновенного, что почти испугало Елену, – я понимаю, о каком человеке вы сейчас упомянули. Нет, я не встретился с ним, и слава богу! Я не искал его. Я не искал его не потому, чтоб я не почитал себя вправе убить его, – я бы очень спокойно убил его, – но потому, что тут не до частной мести, когда дело идет о народном, общем отмщении… или нет, это слово не годится… когда дело идет об освобождении народа. Одно помешало бы другому. В свое время и то не уйдет… И то не уйдет, – повторил он и покачал головой. Елена посмотрела на него сбоку. – Вы очень любите свою родину? – произнесла она робко. – Это еще не известно, – отвечал он. – Вот когда кто-нибудь из нас умрет за нее, тогда можно будет сказать, что он ее любил. – Так что, если бы вас лишили возможности возвратиться в Болгарию, – продолжала Елена, – вам было бы очень тяжело в России? — 132 —
|